Кирилл Станишевский - Квадролиум – Космическая роза

– Не люблю смерть. Таково безсмертие.

– Смерть абстрактна в восприятии рецепторики благодаря боли,

Наполнение её образа исчисляется потерями и душевными воплями,

Обманчивая форма поведения, но позволяет некоторым выжить.

Что за провинция источается под вами?

– Ад.

– Всё никак туда не доберусь,

Вероятно это не свершится.

– Почему?

– Мне кажется там нечего ловить,

Я не выживу без южной жары.

– А я его люблю так обильно, мой холодный и любимый,

– Не люблю когда в беседах участвуют отсутствующие лица,

Пусть струнами тянутся ваши капризы и пускай сгинет адский обитель сатаны под их звучание.

– Капризы – это подайте мне эклеров в час ночи, не то шкуру с вас спущу и отдам моим завитым пуделькам.

– Вы настояли, подобно ром пресыщается древесиной в бочке.

– Скорее просто чуть более осветила свою точку зрения.

– Люблю эклеры,

Ваша точка уперлась мне в душу,

Сердце цвести принялось, аж выскакивает пульсом из штанов.

– Много чего люблю, вселенная не знает ни пощады, ни скупости.

– Все мы любим, пока однажды не перестаём.

– Что еще меня ждет?

– Редкостное сочетание,

Ювенильные радости,

Красота и эстетизм чередующейся новью ироний,

Щедроты роскошной жизни, должно быть вознесение и гам.

– Подобно шедевральное произведение, что не испорчено культурой.

– Должно быть и я не тот, что портится о буквы или традиции,

Я мало увлечён дисциплинарной этикой, мне предостаточно мысли.

– Мне всего мало, постоянное постижение большего, рост жизни в необъятное.

– Полностью,

Неутомимая жажда вкусить безконечность.

– Так и запишем в процессе анамнеза. Или оставим для некролога.

– Для биографа, био графа.

– Когда я грущу, я всё равно рада, что живая.

– Сожаление об упущенном недостающем, но настигаемом, амбивалентность, шизоидная симптоматика.

– Агорафобия и дереализация, дереализация и агорафобия, метаболизм недотягивается.

– Откуда, поясните. Наркотики? Эндогенные?

– Переживания, сезонный реформатор жизненного цикла.

– Вы украсили мой вечер, я вам благодарен, хочется быть вашим беззаботным должником, но по-моему это рабство в беспечности.

– Я за свободу роста к далям вышины.

– Я за рабство чувственных порывов, пусть уздой затянуты будут потуже, и погоняя коней чёртову дюжину, пускай за края унесут.

И мигом незримо потехи слоняются пусть, небыль преодолевая и тьму пресыщая узорами страсти, прикрасой оков.

У меня бомба в груди, я взрывотехник,

Пламя несётся по катакомбам артерий,

Корневища нисходят ко мне, расцветают ветви,

Мой сок их питает, выходя к кронам наверх,

Выхожу погуляю, растворюсь в безконечности мыслью.

Свет!

"каково бы я смел,

да не смог,

но выткал,

испещрял,

ещё одна капля эссенции эндокринной"

– Ах да, теперь понятно. – Говорит прохожий голос по местным берегам.

– Он томный и тяжёлый. – Молвит обвисшая сединой скала.

– Непонято, да внятно. – Говорю я во власти разряда.

Самобыт небытия, прости меня! Ведь, как можно разделять отношения с особью противоположной половины рода, словно дружественные или недружественные? Это парадоксальный абсурд. По моему – либо чувства, либо их не существует.

Психологи любят дробить суть вещей до атомов, но не затрагивая исконных основ, и получается, что там уже ничего и не разглядишь толком, сливается мимо по жилам кровь. Дружба с мужскими особями, а женщина, либо моя, либо не моя. Вот и всё!

– Женщина будет с тобой, если ты будешь для неё другом. – Склоняется подальше от сути незримый валун.

– В итоге оказывается, что дружба это нечто неопределённое, аморфное и постоянно капризное, безысходное и лицемерием протискивающееся сквозь боязливость. У меня не было ни разу дружбы с женщиной, только любовь. Дело в том, что пылкое чувство не может следовать в одном векторе, так и звёзды, но бывает, что вследствие слияния двух светил рождается одно и неповторимое, более веское и со вспышками, и таковое полыхает едино не представляя раздвоения никогда более, это вселенская физика, так однажды слилось в яму море, а вселенная когда-то преисполнится тусклыми плотными глыбами, что сбиваясь в массивы начнут излучать гораздо более тяжёлый свет, будет больше напряжения, тогда и проснутся гиганты новых мер. А бывает, что нет, бедлам, остывающая апатоабулическая заморозь, нехватка центробежности в кинетическом стазисе, динамики завихрения мало.

– Хочу увидеть деревья полыхающие осенним пожаром, чтобы волнами их листвы шуршащей мою непоколебимость сглаживало. Не до любви мне нерушимому.

– Это моя смерть, но не полностью, каждая формация в динамике мер растворяется, мысль за мыслью исчерпывается, действие к действию меняет содержащую его плоть и сущее предстающее для плоти рамкой картины.

– Звучит будто это твоя жизнь, но не полностью, рамки картины гораздо обширней текущей восприимчивости глазного или ментального фокуса, а стало быть стоит расширить таковой. – Резонирует сей тон сквозь каменный скрежет и стон.

– Я умираю опутанный отсутствием встречных чувств, мёртв, но кто б оживил. Я бы чаял да таял в сим, но не встретил самоотверженого жара любви на пути.

– А ты представь, что она рядом. – Каменный треск скрипит.

– Так и не родившись? Кто ты? Тебя нет! Я пьянь и авантюрная гибельность спрыгнувшая с морского курса, а ты голос галюцинирующий невзначай.

– Пьянь и я, моё ментальное зеркало пластично порождает резонанс с твоим гласом и мыслью в такт.

– Не обманывай себя, не обманывай меня, и будет всё, как было, так не будет впредь никогда и поныне. Состояние предсмертное протяжённостью в жизнь.

Спокойной ночи, спи, иначе я тебя пробужу окаменелость позабытая, выпавшая за края восприимчивости биослоёв.

– Мне и так хорошо.

– Рад не видеть. Испорченность умолкшая твоя, ищи бытия или сникни в безмерности заблудших берегов когнитивного края у пропасти.

– Не хочу, и думаю, что мне это не сильно то и надобно в незыблемом покое, мне нравится валяться из воды выглядывая.

– Ты путаешь приоритеты не по своей причине, ведь оперируешь лишь со случившимся в безучастности.

– Кто-то ублажает себя влагой веками с места не сдвигаясь, размокает на берегу вечности. Это долгая судьба и в ней всякое довелось видывать.

– Таково святое видится вам?

– Святейшее, меня нет, но ничего и не требуется.

– И здесь ли? И была ли изломанность залежей песка, словно туман пулями просеянный подвывал над золотым блеском смертельных искр с терзаемым их жалами ветром.

– Ну не совсем, святое не позволяет осилить убиение, так что прости, я полежу ещё немного, пущусь в забвение.