Виктор Мазоха - Клён у дома. Стихи

И говорил им: «Вы видали храбрецов!

Здесь вам не Африка – у нас совсем не жарко.

Снег на полях еще, капель звучит не звонко.

Я вовремя, друзья, вам подготовил кров.

Сибирский край, не вам ли знать, порой, суров —

Простудитесь, и так вон голосочек тонкий.

Теперь одни вы у меня остались, видно…».

Вздохнул и по привычке посмотрел в окно —

Пустыми стеклами ответило оно.

«Старуха вас дождаться не смогла… Обидно».

А птицам что – сидят, в пути пришлось им трудно.

О чем там говорит старик – им все равно.

Они по родине соскучились давно,

По запаху ветров, берез, цветеньям чудным.

Стою на бывшем браном поле —

Все здесь пропитано кровавой болью…

Где шли бои, цветы весною

Еще все пахнут страшной той войною.

Вокруг так тихо, даже птица

Нарушить эту тишину боится —

Здесь помнит всё о смертном бое…

Не находя в душе своей покоя,

Скорблю, и задаюсь вопросом:

Смогли б сейчас, как рядовой Матросов,

Как Куприянов* в дни лихие,

Как многие друзья их боевые,

Не думая о близкой смерти,

В отчаянной свинцовой круговерти,

Пойти на жало пулемета

И грудью лечь на амбразуру дзота?

Вопрос нелегкий, если честно…

Ведь что сейчас мы видим повсеместно?

Фашисты вновь ползут из тени…

Все подвиги подвергнуты сомненью —

И краснодонцев, и Гастелло…

Вдруг стало черным все, что было белым.

И современные ребята

Не знают, может, Зою** и Марата***…

Не знают, что стояли рядом —

В бою под вражеским свинцовым градом —

И белорус, и русский воин…

И что в могиле братской упокоен

Солдат СОВЕТСКИЙ – гордость века! —

Батыр степей, джигит Казбека…

Здесь, на заросшем браном поле,

Земле хватило и крови, и боли:

Слезинками сверкают росы.

Встают, встают нелегкие вопросы…

И все ж, себе твержу с надеждой,

Что духом также мы сильны, как прежде.

Что жизнь не пожалели б тоже

Вдруг окажись мы в обстановке схожей.

И ни за что – в том нет сомненья —

Пред ворогом не стали б на колени!

*Петр Куприянов, белорус. Партизан. 2 ноября 1944 года на территории Латвии геройски погиб, повторив подвиг А. Матросова.

** Зоя Космодемьянская. Комсомолка. Герой Советского Союза. Приняла мученическую смерть после пыток и истязательств.

***Марат Казий, белорус. Пионер. 11 мая 1944 года последней гранатой подорвал себя и окруживших врагов. Герой Советского Союза.

Верный пес мой сидит на цепи много лет

И уныло взирает на розовый свет.

Иногда, завывает, проткнув небеса,

Дурачок, видно, верит еще в чудеса.

Жалким плачем к себе призовет звездолёт —

Небо волю задаром пред ним распахнет.

В нем так много простора – беги и беги,

Что не хватит на это и пятой ноги…

Меня жизнь привязала как бедного пса;

Наши с ним раздаются в ночи голоса.

Мы, обнявшись, немного поплачем, вздохнем:

И сердца наши вспыхнут надежды огнем.

Нет, конечно, дружок, не для жизни в ярме,

Родились мы на грешной с тобою земле!

А давай-ка, на пару, возьмем звездолёт

И отправимся в дальний счастливый полет!

Кто-то пышный и яркий сирени букет

Нес любимой весенней порою.

И цветочек упал по дороге – в кювет,

Так остался лежать, сиротою.

Дни бежали да теплые лили дожди…

И пророс он, за землю вцепившись.

– Ой, растет, посмотри… на него! Подожди! —

Ты шептала, к цветку наклонившись. —

Мы посадим его в нашем тихом дворе —

Ты мечтала и верила в это,

Что напомнит он нам о чудесной поре

Ароматом весеннего цвета.

Пролетели года, уж виски сединой

Серебрятся, но ты, как и прежде,

Куст сиреневый наш, удивляешь весной,

И, все также, вселяешь надежду…

Пусть метель, но, я верю, наступит весна!

В звонкой, яркой примчится она колеснице —

Отойдет все в округе от белого сна,

Оживятся продрогшие за зиму птицы.

По летам приоткрыта уж осени дверь,

Шаг за шагом – вперед и заказано бегство.

Может быть, потому и люблю я апрель,

Что с весною мне вновь возвращается детство.

И однажды ступлю в предзакатную тишь,

Но сейчас, словно узник, уставший в неволе,

С упоеньем любуюсь сосульками с крыш,

И журчаньем ручьев, первой травкой на поле.

На далеком, далеком острове

Нет печали и нет забот.

Там не мучают боли острые,

И без горя народ живет.

Нет тревоги и черной зависти

И неведома там напасть.

А улыбки у всех до старости —

Вот куда бы мне вдруг попасть!

Только есть ли, на самом деле,

Острова те и чудеса?

Я от боли держусь еле-еле…

И мечтаю взлететь в небеса…

Эх, душа моя, ты не мучайся,

Час наступит – и мы вспорхнем

На большую лиловую тучу.

И прольемся теплым дождем…

Грязная посуда, как ледышка печь.

Женщина в кровати. И огрызки свеч…

Рядом – самогонка, словно амулет,

И хранит, и греет – в «рай» входной билет.

Отопьет немного – все ей трын-трава —

И глядит уныло, буйна голова.

– Мама, есть охота, – просит тихо дочь.

– Где тебе возьму я? – гонит ее прочь,

И иссякли слезы, только тихий стон

Из груди ребенка переходит в звон —

Погребально-тяжкий! – чтоб Россия-мать

Не могла спокойно больше созерцать

На сыновни муки, слезы дочерей…

Все вином залито! Не найти дверей,

Не найти дороги – всюду этот смрад,

Мрак и безнадега, и кромешный ад…

Кто зажжет лампаду и покажет путь,

На который надо женщине свернуть…

Синичка стукнула в окно —

Ей зябко быстрокрылой.

Она мечтает об одном,

Чтоб стужа отступила.

Ну, так, давай, ко мне скорей —

Не бойся, моей кошки —

Втроем нам будет веселей.

Есть в доме много крошек.

Поставлю чайник я на газ,

Тебе нарежу сала,

А Мурке строгий дам наказ,

Чтоб коготки держала.

Поговорим о том, о сём,

Затронем то и это…

И даже глазом не моргнем,

К нам вновь вернется лето.

Грустная осень радужной кистью

Преобразила тихий наш сад.

Капали слезы, падали листья…

Как мне хотелось вернуться назад!

Вижу, вспорхнула звездочка в небе,

Словно крылатый птенец из гнезда.

Я вдруг подумал: о, если мне бы,

Вслед за тобою, как эта звезда!

Только бы рядом, только бы вместе.

Горечь разлуки, так тяжела…

Вновь возвратился на прежнее место —

Память все годы об этом жила.

Словно внимая, ветка березы,

Нежно коснулась щеки и плеча.

Падают листья, капают слезы…

Кажется, было все это вчера…

Морозы жмут «под тридцать», на дворе —