Сергей Романчуков - Новая папка. Поэзия кремниевого века

Ночь. Улица. Фонарь давно разбит.
Иссох канал. А в остальном по Блоку.
Устало и бессмысленно глядит
В слепое небо ряд незрячих окон.

Всё повторилось. Вновь. За кругом круг.
За смертью – жизнь. И смерть. И всё сначала.
И медленно, как кровь чужая с рук,
Стекает время снов на дно бокала.

Как век назад. Опять. Исхода нет,
Хоть новый календарь листает даты,
Лишь отблеском в глазах тускнеет свет
Былой мечты – забытой и распятой.

Если каждый глух, для кого слова,
И на что нам дух, если плоть слаба?
Если жить по Бродскому, то не хуже
Темнота под черепом чем снаружи.
Не пускают в рай, говорят «не время»,
И не грех страшит, а грешить не с теми,
Привечать не-близких в своей постели
И потом удивляться, что сердце съели,
Доверять, надеяться стать любимым,
И опять удивляться, что веришь мимо.
Помнишь стих про Шипку и возглас счастья?
Слышишь голос матери? Возвращайся.
Монотонных дней равнодушен шорох,
Коротая вечность в ненужных спорах
Проживи бессмысленно сотню лет
И ответь: а всё-таки был поэт?

Стремясь унять тупую дрожь,
Налей ещё вина.
Мысль изречённая – есть ложь,
Но мысль изречена.
Теперь судьба её – и боль —
Саму себя губя
В противоречии – с собой —
Исчерпывать себя.
Мы слишком часто говорим,
Что золото молчит,
Но золотой наш гордый Рим
Не молкнет и в ночи.
«Мысль изречённая – есть ложь!»
Но мысль изречена,
А с тем выходит так, что всё ж
В итоге – неверна,
А значит: правда может быть
Озвучена в словах,
И стройных слов тугая нить
Не только ложь и прах.
Но значит, может статься так
(Логичный поворот)
Что мысль даёт правдивый знак:
Всё сказанное лжёт.
Как древний змей (не смей, не трожь)
Сама себе тесна
Мысль изречённая – есть ложь,
Но… Мысль изречена.

Кто создан из глины, кто создан из плоти,
Кто сшит из кусков беспризорного мира,
Кто грезит о небе, свободе, полёте,
Кто заперт в глухом саркофаге квартиры,
Кто ищет ответа, кто помнит вопросы,
Кто предал и предан, и проклял, и проклят,
Кто видит во сне сумасшедшие грозы,
Кто падал, чьи крылья от грязи промокли,
Кто в вечное счастье, отринув законы,
Меня обещал проводить, без обмана —
Уехал на небо… Сегодня к перрону
Опять подойду с узелком утром рано.
12.05.2016

Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб душа старела и росла,
Обнажая, будто меч из ножен,
Нежные, ранимые тела.

И пытаясь как-нибудь согреться
На холодных лезвиях камней,
Змей себе откладывает в сердце
Боль, что сердце делает мудрей.

Этот путь к себе нещадно сложен,
Нам не отыскать вокруг тепла —
Мы, увы, со змеями не схожи,
Мы меняем души, не тела.

Тот разговор – с фининспектором о поэзии,
О ценности слов, о поэте в рабочем строю —
Остался в прошлом. Сегодня другие песни:
Капитан, Маяковский стоял – вот и я постою!

Ещё не составили список запретных мыслей,
Не всучили под роспись каждой музе в стране,
И кому-то поэтово слово словно лимон кислый —
Скулы до дрожи сводит, тем и ценней вдвойне.

По Маяковскому, помнится, рифма – бочка.
Запиши в протокол: «c динамитом. Строчка – фитиль.»
Уж не поэтому что ли тебе и подобным прочим
Хочется к каждой строке экстремизм приплести?

Или может, решил ты, что тонны словесной руды
Принадлежат стране, как нефть и прочие руды,
А нам, как шахтёрам слова, за все для неё труды
Довольно плевка в лицо, статьи и клейма иуды?

Понимаю, да, про амортизацию души и сердца
С тобой говорить и бессмысленно, и жестоко —
Твоё уж давно как у старого «бобика» дверца,
О которую бились люди, пока их учили током.

С тобой и спорить не буду, на чьей стороне закон,
И даже не вспомню вслух, что закон как дышло,
Но обидно, когда на творца со всех четырёх сторон
Толпой вцепляются люди-как-бы-чего-не-вышло.

У тебя, капитан, ко всему есть статья, запрет,
Но найдётся загвоздка в вопросах закона и права,
До сих пор не решённая нами (за тысячи лет):
По закону распяли Христа и спасли Варавву.

В оковах из лунного света,
Под надзором конвойных звёзд —
Сотни лет – за одно лишь лето
Годы скорби, молитв и слёз.

Разговоры с холодным ветром
И измученным старым псом,
Вечно в круге холодного света,
Как актёр. Покажи излом.

Сны о Нём, о небесной дороге…
Боль упрямо вернёт – назад.
Смерти нет, справедливый и строгий
Бывший
всадник
Понтий Пилат.

Слушайте,
Несчастные, глупые дети!
Так бывает: в старом подлунном свете
Порой налетает, случается, глухая и тихая боль-грусть.

Весь мир победить, а тем более вылечить невозможно,
Остаётся лишь злиться, возглавить… Хотя бы влиться,
Не забыть бы текст, позаботиться о чистоте наряда и кожи,
Главное – выйти на сцену, а там… Хоть харкай всем в лица!
Это перфоманс! Неоригинальный,
такое уже видала столица,
Но на местах заходит порой «на ура».
Это непросто, но всё же…
Никто и так не верит, что ты – творец, благородный рыцарь,
Зрители ждут тварь, что будет для них – и на них похожа…