Атааллах Аррани - Лепестки роз

Выпить всю тебя до дна?
Почему ты так хмельна?
Или розовое тело –
Отблеск алого вина?

«Так лежать, – шепчу тебе, –
Неприлично ведь тебе.
Ты позволь из поцелуев
Плотный шелк соткать тебе».

Вот эти гроздь и девушка – в них кровь
Одна и та же, ты не прекословь.
Один и тот же хмель нам сыплют, зрея,
И гроздь – в вино, и девушка – в любовь.

Ты меня свела с ума.
Ты мне воля и тюрьма.
Огляни свои красоты –
Всё поймешь тогда сама.

Твой отец, седой хаджи,
Разве мастер он, скажи?
Эти чаши и бутоны
Он ли выточил, скажи?

Кто творец, коль ты рассказ?
Кто связал в последний раз
Взлёт бровей, упругость бёдер,
Смелость губ и нежность глаз?

Виноградная гроздь, осенённая первым пушком,
Соловьиная песня над первым весенним цветком,
Серебристые капли ночной ароматной росы –
Это всё о тебе говорит мне своим языком.

Плыть, к тебе одной спеша!
Жить, тобой одной дыша!
Ты сама ещё не знаешь,
До чего ты хороша.

Вот здесь тебя впервые обнял я.
Здесь нас навек соединил Судья,
А это – след твоей лилейной ножки,
Когда ты шла с кувшином от ручья.

Я задал тебе вопрос:
«Больно жжётся пламя кос?»
Щёки розовые рдеют
В жарком золоте волос.
Научи, каким мне быть?
– Постарайся не забыть:
Полюби, чтоб стать любимым,
Будь любимым, чтоб любить.

К тебе, которой день и ночь молюсь,
Без разрешенья я не прикоснусь!»
Красавица подумала с досадой:
«Иль евнух ты, или глупец, клянусь!»

Слов у милой с губ не рви,
Ты в глазах ответ лови,
А взглянуть в глаза не смеешь –
Не достоин ты любви.

В море губ ты слов не рви,
Там растут цветы любви.
Коль до них не дотянуться –
Лучше к берегу плыви!

Я рассудка и слова в любовных делах не терплю.
Мне красавица – книга, где буквы я сердцем ловлю:
Я в румянце, во вздохе, во взгляде её и улыбке
Без ошибки прочту долгожданное слово «люблю».

Полузакрыв глаза, прильни, подруга,
Дай захлебнуться в губ твоих вине!
Мы через губы изопьем друг друга,
Я растворюсь в тебе и ты во мне.

Едва коснувшись моего огня,
Она пылает вся, как светоч дня.
Остановись мгновенье, ты прекрасно!
И ты в других переживёшь меня.

Ты вся горишь от ласк еретика.
Так вот где ключ от твоего замка!
Ты сбрось одежды, чтоб не запылали
На жарких бёдрах лёгкие шелка.

Низвергалась вода, покружившись в запруде,
На покорные губы, упругие груди,
На созревшие бёдра, тугие колени…
Почему я не влага прохладная, люди!

Струй побледневшие руки на розовом теле твоём,
Волн посиневшие губы на розовом теле твоём.
Солнечных зайчиков с милой ревниво сгоняя,
Вздохи зефира на розовом теле твоём.

Поток, любуясь, отражал тебя,
Нагую здесь он обнимал тебя.
Велик Создатель, сотворивший губы
Из этих волн, чтоб целовать тебя.

Тревожным сном – близка гроза –
Ночных цветов полны глаза,
И на ресницах спящей розы
Благоуханная слеза

Под кожей губ душистое прохладное вино.
Искрясь, переливается и пенится оно.
Но тем хмельней, чем девственней, свежей оно –
не странно ли?
Так ведь рассветным пурпуром оно сотворено!

Когда двоих сближаются уста,
Плетут венок у алой розы рта
Вино и мёд, желанье и покорность,
Огонь и вихрь, порыв и красота.

Надменна ты. Что ж, рань мне сердце, рань!
А ты, петля, строптивую аркань:
Охотник я, и мне наградой будет
За меткий взмах стреноженная лань.

Своей весны мне никуда не деть,
Дум о тебе в бесстрастье не одеть;
Пока тобой не овладело время,
Клянусь тебе тобою овладеть.

Я плыву по реке, где хрустальна волна,
Чтоб увидеть подругу. До самого дна
Буду в море искать я такие же волны:
Ведь в хрусталь их когда-то гляделась она.

Бесстрастно смотрит идол на тебя.
Не знает он, что нужно для тебя.
Ведь ты, живая, зреешь для живого
И мир живых мужает для тебя.

Ты- тайный плод у матери своей,
Не из законных ты её детей,
Ты рождена любовником – я вижу
По блеску глаз и свежести страстей.

Так помни…Слышишь? Вечером…Я жду.
В листве из грёз, в пылающем бреду
Хмельную гроздь созревших поцелуев
К своим губам склони в моем саду.

Мать задумалась, склонившись над малюткой, глубоко.
Мир глаза её не видят, хоть раскрыты широко.
Из груди благоуханной в рот уснувшего младенца
Жизни каплями стекает и щекочет молоко.

Она дитя своё целует не потому ли, что нежна?
Она любимого целует, когда желания полна.
Когда ж она завидит старца, исходит холод к ней на губы:
Целует старость безмятежно, лишь из почтения она.

Вёсны мои, песни твои – где?
Алость крови, ярость любви – где?
Иглы речей, игры ночей, встреч и разлук пестрый ручей,
Мускулов сталь, сердца хрусталь – где?

Как только любовницу-розу введёшь в положенье жены,
Исчезнет её обаянье, умрёт острота новизны,
Слиняет кипящая злость, взыграют и ревность и алчность,
Врагом веснопений предстанет былая богиня весны.

Где спрятана тайная грань,
Меж детством и юностью грань?
Когда угловатый подросток
Врастает в точёную лань?

Вливается юности кровь –
Врывается в сердце любовь.
Её ты умом не обнимешь,
Себя для неё не готовь

К ноздрям зенита раб-восток
Вздымает солнечный цветок.
Всю глубину и синь зенита
Творец для глаз твоих совлёк.

Восходы стыдливым румянцем зови
Услышавшей первое слово любви.
Румянцем при вести о первой измене
Тяжёлые краски закатов зови.

С темницы дня упал замок,
Струится золотом восток.
На розовой груди рассвета
Трепещет огненный сосок.

Мы пьём вино, созревшее давно,
Коль полюбить нам в юности дано.
Но поздняя любовь созревшим людям
Щекочет кровь, как свежее вино.