Маша Халикова - Песок времени. Стихи, 2014

Все эти лица, эти люди.
Пора отстать, остыть, устать,
Понять, что бóльшего не будет,
И тихо жить, судьбе под стать.

Была спокойна, и свежа бы,
И хороша, как терпкий сок.
А ты всё рвёшься, и под жабры
Всё набивается песок —

Не утекает струйкой в яму,
Не приближает миг, когда
Желанный рай иль, по Хайяму,
Для грешных рыб – сковорода.

Да миру этому чужда я,
Бегу охоты и сохи.
Ассоциации блуждают,
Готовы вылиться в стихи

И напоить своей стихией
Сухую душу. Алый рот
Залит огнём (ведь дни тихи и
Скучны) – но даль влечёт вперёд:

Не позабыться. Замки, тáя,
Уходят в синь одной строкой.
А эта лестница витая
Всё будоражит мой покой…

Зачем я здесь? Приходит луч – гонец
Луны, ко мне на стол ложится узко.
Иду в постель и думаю: конец, —
Но нет: ещё одна перезагрузка.

Невольных строк холодная волна
Зальёт песок, надавит на ключицы:
Вставай, беги, забудь, что ты больна
И что едва ли сможешь излечиться.

Запрячь свой дар под маску или грим,
Стяни крыла под схимой или шалью —
Обычной ты должна казаться им,
Чтобы они тебе не помешали:

Не посадили в клетку, как зверька,
Не сделали ненужного укола.
О, жизнь всегда была тебе горька —
Полезна ли Душе такая «школа»?

Зачем я здесь? Но вечер (время сов)
И на предмет стихов обычно мáрок,
И – если спать – всегда сорвёт засов
С неумолимой комнаты кошмаров,

Сокрытой в подсознанье. Вот удел
(Которого и я не избежала)
Поэтов – луч, что обморочно-бел,
Устал и жалок, но остёр, как жало.

Беру – за неимением пера.
Душа стремится в самое горнило
Кипящих строк: лишь это – не игра.
И серебрятся лунные чернила,

И бьётся полумёртвая тетрадь,
Нечаянно почуявшая влагу,
И я живу… Чтоб слышать, разбирать
И наносить на жадную бумагу

Слова. И мир – земной, подвластный – весь
У ног. Да, я – другая, не такая!
Я вижу суть за тем, что утекает.
Теперь ещё разок: зачем я здесь?..

Кто-то балуется вещным,
Драгоценным и изящным.
Кто-то мучается вечным
С талисманным камнем яшмы.

Кто-то радуется вешним
Благодатным струям, плащ им
Подставляя. Птицам вещим
Тяжело ложиться в ящик.

Вход портьерой занавешен,
На столе – вино из вишен.
Помнишь? – Текел: ты завешен
И неспешно найден лишним.

Вся игра не стоит свеч, а
Два орешка, решка – брешь, но
Вечер прожит и завещан
Им – нездешним, небезгрешным.

Путь – как ящер: и блестящ, и
Скользок. Мир из роз: в шипах их
Обнажённым, настоящим
Боль – скоплением шипящих…

Я знаю, что сорбит и аспартам
(Проклятый диабет II-го типа)
Не подсластят подсоленного там
И бесполезна эта мысль: «Спасти бы».

Мотив болезни, времени-песка,
Иллюзий-замков и путей Поэта
Заполонил тоску-тетрадь. Резка,
Быть может, я порой бываю где-то

В своих стихах, под пламенем свечи
Пульсирующих в судорогах. Редко
Уже надеюсь ими излечить.
Горчит несовершенная таблетка.

Но в сердце-корне корчится порок.
И бренный мир, который зол и колок,
Скрипит от мук (ещё вчера не мог —
Плясал и пел) – свершится ли психолог?

Не торопись смеяться, не суди.
Ты нездоров, ты одинок и стар – всё,
Пожалуй, так. Но вижу впереди
Искомое – есть стимул здесь остаться.

И потому живу. Тревожным ртом
Глотаю затхлый воздух. Синь и солнце? —
Само собой. Да вот писать о том
Мне как-то никогда не удаётся…

Мой век отмерен горсткою песка.
Пока ладонь зажата, я жива
И, если слишком мучает тоска,
Ищу необходимые слова.

Тетрадь стихов – как фокус бытия,
Как – ýже – атомарное ядро,
Как – шире – суть. И вся судьба моя —
Ночь, тусклый свет, бумага и перо.

Реальный мир придавит поутру
Мучительным кошмаром наяву.
Всё кажется, что рухну и умру,
Но как-то поднимаюсь и живу.

В заснеженной степи – за шагом шаг,
Прокручивая в памяти с трудом
Обещанный к рождению очаг
(Какой-нибудь хотя бы дачный дом),

И небо, отражающее дым
И снег, – провал зеркальной пустоты —
Упорно представляю голубым,
А люди иллюзорные чисты.

Кому какое дело до того,
Свершится ли заветный мир? Пришёл
Отправленный машиной-головой
Спокойный врач свершить обряд-укол.

Как далеко теперь его душа?
Как мог бы он быть светел и высок? —
Ответ лежит путём карандаша.
С ладони мерно сыплется песок…

Чем дальше, тем привычней и пустей
Реальный мир. Чего жила ты ради,
Когда вносила в школьные тетради
Рисунки синим лаком для ногтей

(Ты помнишь, в «транспарантную эмаль»
Подмешивала едкие чернила?)?
Ты, кажется, тогда ещё открыла,
Что время сводит медленно с ума,

Что люди не взрослеют, а растут
(Но избежишь мечтаний, чувств и мук ли?),
Что девочка, играющая в куклы,
Задумавшись на несколько минут,

Внезапно в тело вправилась душой
И начала писать, чтоб быть полезней,
Но и мотив психических болезней
В её стихи уже тогда вошёл.

Тринадцать лет – но до утра не спать,
Поскольку смысл (хотя весьма недурен),
Почти смешон, – пусть по литературе
Она вполне заслуживала «пять».

Подросток нестерпимо зол и горд,
Не ощущая почвы, стен и тыла.
Давно ли утешали мишка милый,
И бисерный браслет, и мамин торт?

Давно ли (прозвучу и утеку,
Но воспроизведу теперь точь-в-точь – ка) —
Объездить свет, родить и нянчить дочку,
Учить детей родному языку

Мечталось? Редкий бабушкин приезд
Давно ли был таким безмерным счастьем?
Не слишком-то приятно возвращаться
И отрочество рассекать окрест:

Дремучесть, первобытность, глухота,
Неопытность, нелепость – ведь тогда-то
Произошла и главная утрата —
Гармонии, и ты уже не та.

Сентябрь в дыму, и порванная нить,
И синий лак – ты им, необогрета,
По памяти, урывками, портреты
Того, кого ничем не отменить!..