Наталья Беляева - Только не сегодня. Стихи

Город уснул на подушке кленовой листвы,
Плечи укрыл одеялом густой паутины…
Это он утром проснётся и шумным, и сильным,
Ну, а пока, под надзором своих часовых,
Дремлет и видит чудесные сладкие сны,
В них над корзинами груш увиваются осы,
Капает дождь из сиропа, густой и раскосый,
Мёдом душистым кадушки и плошки полны.
Спросите, кто часовые? Да я и стихи…
Ходят по спящему городу добрые строки,
Я же блины заведу, да ещё и с припёком,
Будут готовы, когда закричат петухи.
Спи, мой наивный, уездный, простой городок,
Ты, как ребёнок, сопишь, обнимая игрушки, —
Старый вокзал, магазины, дворцы и клетушки…
Спи, мой герой! Пробуждения час недалёк.

Мои пажи – в глубоком реверансе,
С утра явились с общей челобитной,
Мурлычут кошки, пёс к ноге прижался,
Садовый грач в прищуре ненасытном.

Мой юный принц, – чуть свет, уже при деле,
Скрипит в трудах его клавиатура,
Серьёзный малый, хоть и надоела
Его крутая, нервная натура.

Мой грозный царь (потише!) почивают.
Храпит на стуле старая корона.
Ты спи подольше, светлый, баю-баю…
Всё хорошо в твоём хозяйстве тронном.

Я вытру пыль с кольчуги и фанфары
Без свиты слуг и царственного гнева,
Она – со мной, незыблемая пара
Придворных рук обычной королевы.

Притомился вечер за окошком,
Засветилась свечка на божнице.
Умоталась, день был заполошным,
Знать, пора уже и помолиться.
Попросить за сына-хулигана,
Только-только стукнуло семнадцать.
Ведь один сыночек, долгожданный,
Дай-то Бог, ума ему набраться.
Да соседка наша непутёва…
Оттого, видать, что одинока,
А глядишь, и вышла б за второго,
Кабы дал Господь немного проку.
Прихворнула старая коровка,
Помоги, заступница, безвинной,
И просить за мелочи неловко,
Да куда же денешь животину.
Шелестит бескровными губами,
Причитает тихо и стыдливо,
Только целый мир зачем-то замер,
Оглушила мир её молитва.

Мой милый, да у Вас температура,
И что-то возле тридцать семь и два!
А я смотрю – какой-то Вы понурый,
И ноги переносите едва.

Как лампа, в коей мало керосину,
Нисколечко не греет и дымит,
Так Вы, мой друг, живой наполовину,
Как будто отоварили «ковид».

Ваш образ – и болезный, и туманный,
Вы гаснете, мой свет, день ото дня,
Но бросьте же мильён своих терзаний,
Всё просто – Вы не любите меня…

Я знаю, Вы шалун и слишком падкий
На прелести непрофильных страстей.
Летите, как капустница от грядки,
От жизни неудавшейся моей!

Вы скажете, стихи? Да полно тė!
Избытками любви, жеманства, злости,
Со скоростью усердного прохвоста
Строчить себе в наивной простоте…

Наборы сантиментов разложить
По полочкам, по рифмам и сюжетам,
Попасть в себя изящным рикошетом…
И вот тебе лирический бисквит.

Но где-то, в непроглядной глубине
Сплетений мышц, сосудов и субстанций
Надеюсь, зреют мизерные шансы
Однажды, со строкой наедине,

Пройти по острию главнейших слов,
Почуять боль от истины разящей,
И написать один, но настоящий
Из тысячи бессмысленных стихов.

Услышишь ли голос
За звонкими струнами гроз,
Во вспышках сверхновых
Заметишь ли просто свечу?
Из тысячи лиц,
Что тебе повидать удалось,
Окликнешь моё ли?
Я этого очень хочу…
Как травы ложатся в степях,
С ноябрями мирясь,
Как лист отрывается с болью
От ветки своей,
Так сохнет на солнце, мертвея,
Глубокая грязь,
Так гаснет последняя
Из сумасшедших затей.
Да разве узнаешь свою
Из скопления звёзд?
Устанут, как люди, призывно
Растрачивать свет…
Узнаешь меня?
Просто, целая жизнь – не помост,
Износится красное платье
За давностью лет.

Мой октябрь – неистовый и ласковый,
Твой – унылый, прелый да сырой.
Мой играет рифмами и красками,
Исподлобья гневается твой.

Допевает песни суматошные
(Не охрипнуть, боже упаси),
Моя осень, девочка роскошная,
Твой басок до времени осип.

В небесах не плачут гуси-лебеди,
Разминают сильные крыла,
А твоя жар-птица то ли вдребезги,
То ли снова к югу удрала.

Чай тебе – с смородиной и мятою,
Мне из рук любимого – любой,
У тебя – бессонница проклятая,
У меня – всенощная любовь.

Я опять не плачу, что не выспалась,
Потянусь наутро, – и свежа,
А тебя уже покрыла изморозь,
И застыла сонная душа.

Моя радость – жить, а душит дó смерти,
Подавайте плаху палачу!
За твои холóдности и горести
Я своим пожаром заплачу.

Вдоль золочёных улиц, вдоль тополей
Топал обычный путник. Как все, спешил.
Только он был горячий, как семь огней,
Только босые пятки мешали пыль.

Был васильковым цвет его добрых глаз,
Выгорел чуб кудрявый, и стал льняным.
Кажется мне, – я видел его не раз,
Чудится мне, что и вы говорили с ним.

Липли к нему карапузы, жуки, шмели,
Пчёлы вились в разнотравье его волос,
Красные девки венки для него плели
И хохотали, – не слишком ли ты зарос?

Морщил смешливый путник курносый нос,
След оставляя в тёплой, как чай, пыли,
Мы не могли подумать, что всё всерьёз,