Владислав Рыбин - Здравствуй, Старая Русса! Стихи о любимом городе.

Февраль проснулся.
Опять метет.
Под Старой Руссой
и снег не тот.
Не те девчонки —
здесь красивей —
в Родной сторонке
среди полей :
где злоба дремлет,
где доброта,
где есть деревня
во всем не та.
Моя Россия
хранит меня —
Святая сила,
она ж – Броня…

Февраль проснулся —
сошел с ума.
Под Старой Руссой
зима. Зима.

Под Старой Руссой тишина,
под вечер даже птицы смолкли.
Давно закончилась война,
а на полях кругом осколки.

Им сотни лет не проржаветь.
Уж сколько раз вросли над ними :
хлебов сверкающая медь
и Лен, в цветении синий-синий.

А неба грустные глаза
дождями выплакали слезы.
Осколки те и снег терзал,
и лед в февральские морозы…
…
Стоит Береза на меже
седая (век бескрайний долог),
храня в себе, в своей душе
с войны оставшийся осколок.

По над городом звон, звон.
Тихо падает снег.
Задушевное: – Динь!…Дон-н-н!…,
словно в сказочном сне.

Вторит эхо вдоль берегов,
даже в сердце моем.
За тебя все отдать готов
край в котором живем.

Старой Руссой, здесь день за днем
в даль бегут поезда.
Здесь прошлась и война огнем
и лихая беда.

Руки матери. Дом родной.
Перезвон в тишине.
В платье ситцевом город мой
встретит вас по весне.

В старорусских девчонках есть,
что нигде не сыскать —
Старорусская наша честь
и особая стать…

По-над городом звон, звон,
словно в сказочном сне.
Знаменитое: – Динь!…Дон-н-н!…,
как ты дорого мне.

Глубокой осени куплет
безумно грустный —
но кто душою не поэт
под Старой Руссой?
Кто в зиму среди вьюг лихих,
того не зная,
ночами не слагал стихи
о нашем крае?
Кто вмиг весною опьянен,
в мечтах беспечных,
не околдован, не пьянен
был Музой вечной?

Я думаю, что нет таких,
и верю в это…
Так пусть зовет и манит стих
теперь уж в лето.

Позолоченных слез купола
и кресты, как застывший стих…
Сколько раз ты – Россия звала
Божью милость для деток своих?
Сколько бед на твоих плечах?
Сколько шрамов?
Да все не счесть!
Там, где ворог лихой зачах,
ты – Россия была и есть.
Старорусской земли моей
может капля всего в тебе.
По намешано здесь кровей,
но в единой, одной судьбе.
И не нам ли ее вершить,
твою силу века тая?
И не нам ли тобою жить,
Русь Великая – Русь своя?…

Позолоченных слез купола
и кресты, как застывший стих,
ты не зря высоко подняла —
чтобы недруг запомнил их…

Что-то задело меня деревенского.
Там за рекой в окнах теплится свет,
на Перерытице дом Достоевского,
с видом на речку его кабинет…
Тайна творений что временем смазана :
узкие улочки, бытность тиха,
где-то вот здесь жили те – Карамазовы
в коих сомнения с боязнью греха,
Грушеньки слезы в подушку пролитые,
дерзость и святость, безволие и власть,
гнезда семейные так и не свитые,
холод вражды и любовная страсть.

Где-то вот здесь…
Как подумаю видится
жизнь захолустная в русской глуши,
домик писателя у Перерытицы,
книги его и частица души.

Не сгибаемая наша Русса —
наша Родина, наша мать,
и откуль в тебе силы берутся?
Кто не знает тебя – не понять…

Сколько раз, подвергаясь набегам,
поднимала себя из руин —
для Руси, ты была Оберегом,
даже жертвуя телом своим.

Сколько шрамов на нем, сколько ссадин,
сколько ран. Разве все перечесть?
Среди войн, разорений, в Осаде
сохраняла ты Русскую честь.

В дни, когда вся Европа лежала
у истоптанных вражьих сапог,
ты упорствовала, ты сражалась,
и Победа далась не легко.

В той земле нашей доброй, старинной,
на которой гремела война,
столько слез, столько крови невинной,
что сполна напиталась она…

Ты воскресла. Ты очень красива,
а особенно в Мае – весной.
И пусть недруг гадает: – В чем сила?
А ведь сила, в землице родной.