Вячеслав Киктенко - АЛФАВИТ. Часть третья. Р – Я

Но эта цепь соподчиненья

Крепится на любом кону.

Ты видел мало, слишком мало,

Себя он только намечал,

Последний кон, всему начало,

Но за началом всех начал

Ты Безначальное увидел,

Там, где начало – там и кон.

Где кон – там раб, там царь, там идол,

Там – всё. И надо всем – Закон.

Лишь в Безначальном утешенье

Тому, кто цепь, томясь, носил,

Но там и рвется натяженье

Земных, его стяжавших сил.

Рассотворится тварь, и слово

В истоках канет. Кончен лов.

Распались атомы, основа

Всесопрягающих узлов.

Вас неизвестность подкосила.

А весть высокая была,

Какая красота и сила

В вас сочетаться бы могла!..»

И уже возвращаясь, поклонным теченьем влекомый,

Различил я костры возле капища сквозь деревца,

И над крепью богов, многоликий, так странно знакомый,

Древний Род восставал, озарив все четыре лица.

И увидел я знак – это Крест, разорвавший окружность,

В самом центре, где зольник огнём оцепил свою крепь,

Неподвижный, он рушил тот мрак, тот языческий ужас,

Мощным взглядом в четыре конца размыкал эту цепь.

Тлело скопище идолов, зная свой строй и порядок,

Замыкаясь в кругу оберегов и воли жреца.

Может быть, потому и пришла эта сила в упадок,

Что забыла о точке прорыва – из центра кольца.

Это Род, это кровь! Нарастая по дольнему краю,

Путь ведёт В Горний край, горизонт вертикалью дробя.

В резкой точке креста человек свою суть собирает.

Перекрестье продлив, человечеству дарит себя.

Световые еще лишь в прреддвеии преображенья,

Всё ещё не разъяла природа цепочки костров,

Ни концы, ни начала ещё не нашли сопряженья,

А четыре пространства еще сочетает лишь кровь.

***

Спичкой – шорк! – по коробку,

Хрупкий столбик табаку,

Запакованный,

Как беспечный мужичок, в бумазейный армячок,

Подпалил худой бочок,

Искрой атакованный.

Смолка выступит на спичке,

И просохнет след живички,

След прозрачный ручейка

После огонька.

Вот и все приметы ночи.

Что ни полночь, то короче

Вспышки, помыслы, а всё же

Что ни полночь, то дороже

Равнодушная семья

Утешительниц-вещичек,

Словно всё галиматья,

Всё муровина привычек,

Всё померкнет, кроме спичек,

Книги, женщины, друзья…

Да вползет, пожалуй, лучик,

За кирпичиком кирпичик

Размуровывая.

Когда страницы лет листаются обратно,

Мы смотрим свысока в былые времена,

«История Мидян темна и непонятна» —

Прочтём, как анекдот, оплаченный сполна

Судьбой за лаконизм, или за чёрный юмор.

Нам всем ещё грозит остаться в дураках.

Но если человек страдал, любил, и умер,

То что ж его народ, потопленный в веках?

Растворена волной солёная, живая

И кровь его, и плоть, и лишь под светом, рдян,

Случайный пузырёк, бесшумно выплывая,

К учебнику пристал: «История Мидян»

***

Стерва. Стареет, и все-то дела.

Ходит, принюхивается. Ревнует.

Кто ж виноват, что сестра расцвела?

Плавает облачком тихим, волнует…

Туча в квартиру вломилась, заплакала,

Кричала о чём-то, намокла и смолкла.

На паркете оставила капельки влаги,

В пепельнице обломки молний.

***

Страшное оружие, рогатка

С детства глаз вооружала мой.

Бьёт прищур наводкою прямой,

Если жизнь гримасничает сладко.

Не уйдешь, щебечущая сволочь,

От рогатки двуединых линз,

Подлинный твой лик сквозь бликов толочь

Всё равно проступит из кривизн.

Что, страшит о подлинном догадка?

А не ври, кривясь и мельтеша.

Древнее оружие, рогатка

Бьёт без шума. Режет без ножа.

На медведя хаживали с нею,

Всаживали в землю и змею.

Вспомню, и от счастья сатанею,

Первую рогулечку мою.

Вытянешься где-нибудь на вышке,

Стрункою подрагивашь весь —

Низенько порхают воробьишки,

Голубей распахивает высь.

***

Сумасшедшая, дурочка! Я человек, или нет?

Что же ты ссоришься? Да не молчи ты с дивана!

Плюнь в потолок, наконец, иль напейся из крана,

Иль сошвырни со стола хоть пригоршню сырую монет.

С улицы, да. Да, с друзьями зашёл в магазин.