Юрий Смирнов - Вселенная неформат

Дестини пишет красной пастой
Фальшивый отчёт о спецоперации.
Выдумывает агента Забриски,
Мастера по сглаживанию рисков.
Установка жучков, контроль почты.
Старая ручка писать не хочет
Ночью.

Дестини пьёт с журналистом Пастом.
Допускает утечку секретной информации.
Читает расследование Вашингтон Пост.
Газета имеет разведку под хвост.
Любимый писатель реабилитирован.
Шеф называет Дестини скотиной.

Синей
Бессмысленной
Южной
Ночью
Она
Приходит
И
Его
Хочет
Показывает
Грудь
В рваных ранах
Он
Говорит
Уходи
Мне на службу
Рано

Достаёт из сейфа
Чёрное ружьё
Не ждёт

а пока мир доигрался в железные шахматы
до вечного иранского шаха и клоуна пата,
я спою вам шуршащую шёлком балладу
про ведьму и психопата

Ведьма была ничего себе.
Ведьма летала на нижней губе,
Используя силу презрения.
Её мать-наставница,
Фея Женского Зрения,
Выдавая ей очередную тыкву
И дежурных мёртвых мышат,
Говорила:
Сад наслаждений,
Моя милая,
Открыт с восьми вечера
До девяти утра.
И у тебя полседьмого –
Тебе пора
Выражать эмоции,
Доставать из себя малышей.
Ведьма морщилась
И отвечала:
Мама, шей
Свой погребальный саван.
Время неумолимо.
Время грызёт изнутри кожу,
Как череп архиепископа Руджиери
Грызет Уголино.

Гольяново.
В прошлом Чёртова Рожа.
Люди вымерли, коты разжирели,
Нормальный ведьмин район.
Из церкви сделали
Макаронную фабрику.
Ведьмы общаются
С помощью зябликов.
Пишут внутри макаронин.
Лены Громовы
Юли Крюковы
Лили Доронины
Юркие, пегие, проворные,
Словно серии
Второго сезона Лоста,
Словно руки юного Шивы…

Но молю тебя, –
Если тебе дорога обшивка –
не заходи на Лосиный Остров.

Психопат там правит воздухом.
Захочет – запилит тебя лобзиком.
Захочет – задушит углекислотой.
Или договорится
С местной сволотой.
Поймают,
В багажнике привезут,
Возьмут часть тебя за труд.

Дети города знают про Психопата.
Он семи саженей,
Ликом бел,
А в руке лопата
И осиновый саженец
Для создания детских могил.
Он суммарно две школы уже убил.
Три детских сада –
Имени Розочки,
Имени Солнышка,
Имени маркиза де Сада.
Остерегайся его, дитя.

Бабочка бьётся в оконных сетях

Они сидят в заведении
«Выхухоль и индюк»
Живых посетителей немного
Он ест салат по-вьетконговски
Она – фаршированных слуг
Народа
Плюс вино из водопровода
Плюс каменная его ладонь
Лежит на сетке её чулка
Плюс дикий её огонь
Сжигает его последнего мотылька

Они не жили долго и счастливо.
Они жили быстро и разорвали город напополам.
В день, когда их колесовали,
Начался ураган.
Без заклинаний и магии.
Сам

За несколько стен
От меня
Так громко поёт ребёнок
Так радостно
Самозабвенно
Что понимаешь
Через минуту
Заплачет

Какую-то чушь
Про медведей
Которые ниндзя
О, сладостный мир
Детских сказок
Где толстое злое
Животное –
Бесшумный разведчик

Вот уже
Ласковый папин голос
Сказал это вечное
Заткнись
Так отмирает детство
С каждым неправильным
Словом
С каждым неброшенным
Взглядом

Я встану с дивана
Толстый и косолапый
Бесшумно дойду
До двери
Глазок в коридор
Нет коридора
Нет никаких детей
Нет стен
В местах обитания
Медведей-ниндзя.

Ходит мёртвый кот на мягких лапах
На столах – стрижи, ежи и граппа.
Чёрный люд жрёт-пьёт
Местный ксёндз под нос поёт
Напевает
Маричка бежала через топь
Маричку выследил хронотоп
Опрокинул на кочку
Вырезал почку

У окна сидит пальто на человеке
И трёхпалая рука со стеком
Выбивает дробь
Ксёндз поёт не устаёт
На среднем «до»
Маричку спрятали под водой
Маричка стала сому женой
Родила воде икру
Мальков ГРУ

Глаз дрожит и бровь ломает угол
Пальцы нервно набирают google
Приговор суров
Ксёндз бездушный душевор
Холит топор
Маричка по ночам приходит
Маричка с сукой хороводит
Прокляла село и шлях
Птица-рыба стах

Мёртвый кот рассказывает судье –
Ты только первую башку сумей
Само пойдёт
Дикий ксёндз орёт слугам
Дайте бубен
Маричка носит в себе Двабога
Маричка Чёртова Острога
Гарпунит твой хобот
Тащит в свой омут

Здравствуйте,
Мистер
Джеймс Гандольфини,
Время идёт,
Слезы боли,
Если и были,
Остыли,
Замёрзли.
И всем до фени,
Что
В небеса
Отправился
Очередной жирный гений.
Надеюсь,
Это не слишком пафосно.
Просто настроение с утра гадостное.
Да и утро моё начинается в полдень.
Вот сижу и смотрю
Клан Сопрано.
Определяю по солнцу
Поздно ещё или уже рано.
В кино это называется
Режим.
А в планах,
Естественно,
Зал,
От груди сто пятнадцать жим,
Красная дорожка Канн,
Счастья безразмерный пеликан,
И удачи бесконечный слон.
И бессмертье.
Тупо, как закон.
Знаете, мистер,
У нас гундят,
Что японцы придумали
Такой сильный яд,
Что им можно отравить смерть.
Я не верю, конечно,
Досужим байкам.
Смерть неизбежна,
Как реклама Найка.
Он как бы нам всем говорит –
Вот и ад, малыш.
Джаст ду ит, смерд.
Кстати,
Из вашего сериала
Я узнал,
Что лимба не стало.
Что чистилище как бы отменили,
Как когда-то морские мили,
Правильный клей
И носки на подтяжках.
Я считаю
Идею ада большой натяжкой.
Впрочем, Вам там
На месте видней.
День завершается,
Не начавшись.
Думаю, не отжечь ли огней.
Знаете, надо немного светлей.
Впрочем, мне сорок.
Ещё можно тиснуть роман
Или взорвать карету тирана.
Жалко, мистер,
Что больше не будет
Новых сезонов
Клана Сопрано.

После того как из часа
В марте изъяли минуту,
Мы посмеялись.
Во-первых, они идиоты.
Время не подчиняется власти.
А во-вторых, мы просто будем
Немного быстрее
В беге и страсти.
Ну, сократимся на два поцелуя.

В июле, в знойном июле,
Когда плавился город,
Как мозга фрагмент,
У расстрельной ямы,
Они отобрали у нас пять минут.
Мы закрыли фейсбуки
И инстаграмы.
Мы торопились.
Нас ещё ждут.
Пятьдесят пять оборотов
Радости

Аморе, аморте

В августе, перещеголявшем июль
В жестокости,
Они в неутомимой свой подлости
Забрали у нас полчаса.
Скорости колеса
Не хватало, мы ссорились,
Время нас убивало.
Мало.
Мало.
Мало.