Юрий Смирнов - Вселенная неформат

Сумасшедший с улыбкой святого Фомы
Тёрся рядом, глаза бездонил.
Говорил про коварство какой-то кумы
И про то, что уж год бездомный.
Говорил – патриарх сатану сборол
И запёр в монастырь железный.
Говорил – если небо меня позовёт,
Я спокоен – останется Ельцин.

В три утра тяжёло долго слушать больных,
И его мы выслали вдаль.
Он согнулся, как от удара под дых,
Тоном выше позвал – Виталик!
Он заглядывал за ядовитый ларёк,
За прибор измерения поля.
Он Виталика звал,
Стены все обстучал,
Говорил, это я, Коля.
Выходи, защити меня от чужих,
От их глаз, их рентгенов подлых,
Они били меня,
И пытали меня,
Они бабушку съели Олю.

И раздвинутся своды,
И рухнет стена,
И шагнёт из огня Виталик.
У него триста глаз без глазного дна
И коса из священной стали.
А за ним чёрный сброд,
Затотстенный народ,
Вурдалаки дневного эфира.
Человек-огнемёт,
Пол-Башки,
Зрячий Крот,
И гнилая принцесса Мирра.

Ты за кожу лица меня тронешь
Просыпайся
Спокойно
Водички попей
Электричка пришла на Воронеж.

Наша компашка давно разбежалась.
Мы даже не помнили, чем занимались вместе.
То ли боевые наркотики тестили
В лаборатории генерального штаба,
То ли играли вместе в шоу «Джошуа»,
Где участникам купируют оперативную память.
Мало, короче, осталось с этого времени
В бошках искусственных
Из долины кремниевой.
Или гремлиновой.
Или кремлиновой.
Ничего не помню, кроме
Андрей
Лёша
Лена
Оксана
Вова
Серёжа
Нина

Андрей позвонил.
Я как раз пробил мимо ворот
В симуляторе кубка мира по регби.
Андрюха – мой лучший друг.
При обозрении беглом файлов моего мозга
(папка с именем «begle»),
Можно встретить упоминания о Андрее
В районе семи тысяч раз.
Обрывки аудио, огрызки фраз,
Но ни одного изображения.
Андрей трудится на дальний космос,
На нём – слежение
За созвездием Минотавра.
Он предлагает собрать наших,
Он так и говорит – «наших» – и это класс,
И поехать в Горную Варну.
Тебя
Лену
Лёшу
Оксану
Вову
Серёжу
Нину

Поселились в частном пансионате.
Хозяина не было, хозяйка была гидрой.
Или под гидропоникой.
Никто из нас её объяснений не понял,
Да и не до того нам было.
Мы знакомили наши сенсоры.
Серёжа трудился слесарем
В ретроспектакле
«Будни местной промышленности».
Лёша и Лена были вместе
Уже девять лет.
Вова приехал с лабораторной мышью
Машенькой,
Состоящей из секса повышенной влажности.
А Нина была красивой до невозможности.
Пальцы-ножницы срезают с тебя защиту.
Губы ложные обволакивают
В мгновенья считаные.
И тебя больше нет.

И меня больше нет.

Фишка Горной Варны – речка Убиецот.
Опасных там только метров пятьсот-шестьсот.
Резкий перепад высот,
Чёрные обливные жандармы,
Бочки,
Водовороты и спады.
И надо плыть по ней без всего.
Без надежды, без мысли спастись, без трусов.

Может быть, пронесёт.
Тогда тебя словно возносит на верхний престол.
С начала сезона убились насмерть человек сто.
Самое страшное место – арочный мост.
Но ощущения – выше звёзд.

А больше в Горной Варне нет ничего,
Ни глинтвейна, ни очага.
Лучшее место для смельчака.
Никаких куриц и поедающих их толстых детей.

Хозяин наш, невидимый змей,
Сбил предоплату за восемь дней,
Но так и не показывался на глаза.
Мы в шутку прозвали его Сезам.
Мол, не откроется никогда.
Мы попивали адский чёрный агдам,
Плавали под мостом,
Хозяйка разговаривала с трёхцветным котом
Двумя словами:
Мясо
Потом

На шестой день Серёжа разбился
О красный камень.
Служба речки упаковала его,
Спела «Амен» и «Наш Славный Парень»,
Выдала приз за летальный исход,
И Андрей сказал:
А давайте завтра полный вперёд отсюда.
Меня тошнит от главного блюда
Местной кухни,
А от десерта сворачиваются ухи.
Да и Серёжу в Центр Оживляжа
Надо доставить пораньше.
Так и решили.
Уедем на день раньше.
Против была только Оксана.

А вечером мы всё же повидались с хозяином.
Нет, не так.
Повидались с Хозяином.
В результате свидания
Первым стал неосязаемым Вова.
Что-то огромное,
Представьте себе корову с головой бога
И задницей смерти,
Стёрло его, как стирали с доски
Хорошие прежние дети.
В доме будто включили «Звуки Тоски»
Композитора Фабрицио Стоцци.
Хозяин Оксану сожрал через центр эмоций.
Мы с ужасом наблюдали,
Как она становится
Крапивой
Горем
Улетающими лебедями
Андрей спохватился – где Лёша с Леной,
Они оба приехали на курорт беременными,
Не плавали, много гуляли
Приусадебным парком.
Они как раз шли мимо окна гостиной.
Выпотрошенные,
Сжатые, как свиные шкварки.
Безликие.
Я повернулся к Андрюхе – а Хозяин
Уже пьёт его ликвор.
И внутри меня что-то крикнуло.
И в ужасе погасило свет.

Меня нет.
Нет, я есть.
На цепи в углу извивается Нина.
Хозяин её выбрал.
Хоть другие девушки демонстрировали
Более явное желание жить.

Он обещал меня освободить,
Если я запишу эту историю.
Моё новое имя – Горе.
И я вспомнил, вспомнил, вспомнил,
Чем мы вместе занимались раньше.

В легионе смерти «Веселье Банши».

Жили тогда в городе под горой,
Водили туристов за прайс немалый.
Папа всегда был мой дважды герой,
Особенно
Когда приходил усталый,
Падал ужинать.
Мама служит ему с разливной ложкой,
Папа пряным текстом ведёт фирмачей
Ледяной ледниковой стёжкой.
Они обязательно проваливаются в снег.
Но папа их выковыривает и тащит на себе.

Базовый лагерь вызывает четвёртый.
Как у вас?
Все мёртвые.
Некому отвечать.

А мне тогда в гору идти было рано,
Хотя я влезал уже в батины вибрамы.
Я часами ездил по городу на трамвае,
Считал ворон,
Глазел на матрон,
А если прижаться пахом
К монументальной скульптуре –
Пребывал в пубертатном рае.
Играл на гитаре один и в группе.
Порхал над цветком
Шаолинским монахом,
Как любой подгорец,
Учился смотреть на трупы.
Без истерик.
Базовый, это штурмовой.
Выходим.
Время терпит.
Штурмовой, удачи.
Погода портится.

Сель меняет в жизни города всё.
Сначала чувство,
Будто мельчайший песок
Летит и срезает тебе лицо.
Потом грохот.
За грохотом тьма.
Если не задохнулся илом,
Раскапываешь себя,
Пока есть силы.
Я видел умерших по пояс,
По грудь, по колено.
Я видел
Захлебнувшийся грязью трамвай,
Вагоновожатую,
Ставшую папье-маше.