Алексей Караковский - Вспомни что-нибудь. Стихотворения

сгони его! Хлеб – преломи его!

Вина вина, благословение блага,

и знаешь, мой добрый бродяга,

всё ещё будет, ничего не закончится

по воображаемым параллелям

лети, моя лётчица-самолётчица!

бес в ребро, сон в руку, середина июля,

и твоя голубка останется с тобой навсегда —

просто сунь голову под крыло,

пора спать…

Мне часто снится шествие печальных животных,

чьи тёмные глаза выразительней, чем у детей и женщин.

Недоваренный рис раскладывается по тарелкам,

мы садимся за длинный стол, но трапезы не будет.

Они заглядывают в душу и многозначительно молчат.

Наверное, я никогда не смогу им объяснить, где я был

столько лет, в самые трудные дни их бесприютной жизни.

Марина уходит от Димы.

Дима уходит в армию.

Их дочь уходит из дома.

Кто-то из них уходит в монастырь,

и время – время тоже уходит.

Наша тихая Родина так велика,

что этот дождь всегда найдёт себе пристанище

на её овдовевшем лице, изрытом морщинами и окопами.

Мы вытрем капли крови и отправимся дальше,

к месту нашего окончательного умиротворения,

если, конечно, нас не задержат неотложные дела

и условия продлённых трудовых договоров.

Серёжа любит Катю.

Катя любит финики и кино.

Их сосед ежедневно любит свою жену —

какая, к чёрту, может быть звукоизоляция

в нашем насквозь дырявом мире?..

Чёт, нечет, не всё ли равно, когда в дело вступают

обворожительные звёзды телеэкрана,

делающие всегда правильный выбор?

В подсознании я потребляю столько зубной пасты,

что места для мозгов уже не остаётся,

раздражение накапливается, и новые семь строчек

становятся для меня тем же, что и предыдущие пять.

Исмаил ухаживает за Варварой,

Варвара ухаживает за спатифилумом,

они вместе хаживают в бильярд,

и родители Вари не против мусульман,

если они не чеченцы, не вахабиты и не паршивые ублюдки.

Настало время постмодернистских выкидышей,

когда не веришь мельчайшим проявлениям невинности.

«Хочу семью, детей и счастья» – «А зачем?…».

Конечно, всё не так плохо – но как об этом не думать,

когда каждую осень воздух горчит одиночеством?

Не забудь поменять „квадратные“ скобки на «фигурные»

в демонстрационной версии своей любви.

Таня хочет Таню.

Ваня хочет Ваню.

Зрители хотят реалити-шоу и биг-мак на ужин.

Звери сходят с ума и тоскливо умирают

здесь же, в прямом эфире.

1.

Москва семидесятых навсегда осталась в моей памяти

при хорошей погоде – зимой и, особенно, летом.

Синицы и жуки были частью нашей большой общности.

Мы жили на одних и тех же одуванчиковых полях,

гуляли под одними и теми же деревьями.

Обезжиренная поверхность серых проспектов,

насильственное трудоустройство и безлюдье —

всё это было где-то далеко, на Волгоградском проспекте,

между автобусных остановок и добрых бабушек.

Ветки растущих у окна деревьев казались ближе —

до некоторых можно было дотянуться рукой.

Потом впервые наступила плохая погода,

семидесятые закончились и улетели в небо

вместе с Олимпийским медведем, синицами и жуками.

Я смотрел на них, как смотрят на воздушные шарики,

и махал правой рукой, левой размазывая слёзы —

ещё не зная, что жизнь, хотя и приходит один раз,

но никогда не заканчивается так просто.

2.

Буквально на следующий день пришли восьмидесятые,

и моему детству разом пришлось потесниться,

торопливо пряча игрушки и фантазии под кровать,

чтобы, не дай Бог, не остаться беззащитным в мире,

где синиц и жуков сменили очереди в магазинах,

талоны на сахар и визитные карточки покупателя.

Советская школа блюла свои пионерские галстуки —

именно их и запах старых газет я помню лучше всего.

Отсутствие хоть какой-нибудь вентиляции в раздевалках

прививало любовь к спорту, а плохое зрение

заставило перейти с вратарской линии в защиту.

Всё свободное время отдавалось войне за выживание.

За своё детство я изготовил и применил столько оружия,

что уже давно должен был получить максимальный срок

в этой огромной камере хранения дурных воспоминаний.

Постоянная готовность к бою стала привычкой,

и то, что началось в восьмидесятых избиением слабых,

закончились с концом перестройки – районом на район.

3.

Москва девяностых вернула хорошую погоду летом,

и я снова встретился со старыми друзьями.

Синицы, покинувшие город десятилетием раньше,

ещё не вернулись, но деревья снова зазеленели,

и улицы, в целом, настраивали на хорошее настроение.

Свободу усугубляла дешёвая выпивка и полное отчаянье,

при котором будущего не предполагалось просто потому,

что наше время тогда ещё не совершило ничего,

что могло бы предполагать у него добрые намерения.

Каждый день был прожит, как единственный шанс,

и рок-н-ролл спасал мир – практически до самого вечера.

Учебники не врут: это была настолько горячая эпоха,

что зажигались и гибли целые политические режимы,

а зимой не хватало снега для празднования Рождества.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.