Юлия Знаменская - Кленовый лист

Засыплет снег обрывками стихов,

Покроет перьями заплаканных подушек.

Под проседью распушенных мехов

Покой бессмысленный от жалости удушит.

О шорохе не просят тишину,

Тепла вымаливать немыслимо у вьюги.

Все принимаю, не прошу и не кляну,

Спокойно сердце растворяю в Кали-Юге…

Солнышко по полу шлепает лапками,

Прыгает белкой по окнам моим,

Тихо скользит между сонными тапками –

Рыжий, весенний, смешной пилигрим!

Я его выманю в руки орешками –

Вкусные рифмы насыплю в рукав.

Пусть и не сразу – бочком, перебежками –

Бликом коснется, орешки забрав.

Страшно ли вплавь по суше

Вдоль берегов убогих

Сквозь ледяные души

Вверх продираться к Богу?

Птицы слепые стаей

Рвутся навстречу ветру,

Падая и взлетая,

Мечутся – ищут веру…

Тесно им там и душно,

Мертвая плоть пустыни

Давит молчаньем души,

Травит тоской унынья.

Страшно, но мысль гложет:

Если они сумеют,

Может смогу я тоже?

Может, еще успею?

Приглушенной мелодией Баха

Льется чья-то тоска за стеной…

Две невидимых тени от взмаха

Полукруглой качнулись волной.

Патетически цепкая драма

Растворяет бетон потолка.

Округляя до купола храма,

Поднимет его в облака…

Каждым звуком терзает все глубже,

Каждым стоном тоскует сильней.

Душу тянет все туже и туже,

Бьет минором больней и больней…

Наползает на берег тень,

Гаснут блики и миражи.

Только мыслей сплетенных сень

На дрожащих устах лежит:

Мне не грустно, а просто жаль,

Тех потерянных сладких лет,

Что уплыли куда-то вдаль

По волнам суетливых тщет.

Мне не страшно остаток дней

Никуда не идти, не плыть,

Стать старее, слабей, бедней –

Страшно сердцем внутри остыть.

Тлеет любовь в камине,

Щепкой трещит сосновой,

Нет уж ее в помине –

Сердце пустует снова:

Словно кора зимою

Каждой промерзло жилкой,

Скрипом морозным воет,

Помня о тайном, пылком…

Путаясь в снах и яви,

Кашлем сбивая мысли,

Новую явь ваяет

Без теплоты и смысла.

Обветренными губами

Нам город шептал устало:

"Причуды капризной дамы

Прощал и терпел, но мало!

Ей хочется потрясений,

Сомнений, тревожной неги,

На завтрак – тоски осенней,

На ужин – безе из снега.

Увольте, адью, ребята,

Я в осень влюбился б лучше:

Солил огурцы, опята

Ругал бы дожди и тучи.

Но нет же – попался в сети,

Объятий ветвей весенних,

Сквозь них мне улыбкой светит

Хозяйка снегов последних".

Не снится ночами мне море,

И я ему тоже, наверно.

Мы не были вроде бы в ссоре,

И письма текли равномерно:

Оно мне писало о бликах,

Играющих светом заката,

Тоскующих облачных ликах,

Плывущих над мачтой фрегата.

А я все о кошках дворовых,

Спеленутых зимним объятьем,

О серых бетонных оковах,

Простуженном старом Арбате.

Не шепчутся мысли с прибоем,

И взгляд не целует лазури…

Тоску мы молчанием скроем,

Заглушим раскатистой бурей.

Тепло на душе по-майски,

И радостно как-то вдруг,

И хочется птицей райской

Метнуться на новый круг!

Расправив от счастья крылья,

Войти в облаках в пике,

И падать в немом бессилье

С судьбою щека к щеке.

Доверить волнам Зефира

И чувства, и каждый вдох,

В небесных шелках ампира

Устроить переполох.

Катится кубарем облако пышное

В утреннем небе в обнимку с весной.

Скачет, хохочет, поет еле слышное

Что-то про счастье и ветер хмельной.

Вдруг над рекою слезами заплыло,

Выгнуло спину, наморщило лоб –

Песню унылую тихо завыло:

Юный рыбак здесь когда-то утоп.

Вечером к лесу сползло, постарело,

Тенью устало легло на ночлег.

В отблеске розовом тихо сомлело –

Жаль, что так короток облака век…

Скульптурами вековыми

Застыли на склоне горы

В причудливой пантомиме

Сосновые шапки-шары.

То шепчутся тайно от ветра,

То дремлют в старушечьем сне,

Манто из зеленого фетра

Сплетая тесней и тесней.

Изгибы стволов ярко-рыжих

Горят закатившимся днем.

Не выдержал он и не выжил –

Размылся весенним дождем…

Налилися стволы тополей

Молодецкими соками бурными,

Манят в сети пахучих аллей,

Завлекают ветвями ажурными.

Шелест листьев – тугая тоска,

Словно шепот их страсти порывистый.

Чуть коснувшись губами виска,

Кружат голову тропкой извилистой…

Тенью ажурной танцуя по стенам,

Листьями мелко дрожа на ветру,

Узница хрупкого белого плена –

Верба поклон подарила утру.

Холод ее очаровывал негой,

Нежно окутывал ветви во сне,

Чтобы застыла под хлопьями снега

И не мечтала о теплой весне.

Блики сновидений тают на рассвете,

Вороха предчувствий тонут в облаках.

Терпкостью прохлады утро день приветит,

Трелями закружит птичьими в лесах.

Мысли, словно капли в нитях паутинки,

Хрусталем сверкают, тайны снов храня.

Их вот-вот рассыпет пылью по тропинке

Неуклюжий ветер будущего дня.

Мы не просто привычки друг друга,

Мы всю жизнь патефон и рука –

Ты крутил мне пружины по кругу,

Я звучала в квадрат потолка.

Но сломались во мне все иголки,

И растерзан пластинок винил.

"Бесполезнее ты кофемолки", -

Уходя, от души обвинил.

И теперь я пылюсь раритетом,

Вспоминаю пластинки с тоской…

Надо было мне быть пистолетом,

А тебе надо было – виском!

Мне вдруг стало нечего сказать,

Ни полстрочки, ни пол даже слова.

Где же спрятались все буки и все ять?

И вернутся ли, наведаются ль снова?

Я молчу о зареве тоски,

Не пишу о бликах на окошке:

Пусть сжимаются удушливо тиски,

На душе пускай скребутся кошки.

Я молчу, и льется дождь сквозь сон –

Мыслей бесполезная настойка.

Липы листьями чуть шепчут в унисон:

"Сколько ждать стихов твоих? Ну сколько?…"

Видения и мысли угасают.

Свечами, не колеблясь, в полудреме

Горят и, пламенем души касаясь,

Спокойно тают в ласковой истоме.

Я не застану их последних бликов,

Застывший воск уже не слезы вовсе.

Бесчувственный, холодный и безликий,

Он мыслей и видений новых просит.

Сколько жизней надо, сколько душ,