Иннокентий Анненский - Складни

В белом поле до рассвета
Свиток белый схороните…
. . . .
А покуда… удалите
Хоть басов из кабинета.

Что счастье? Чад безумной речи?
Одна минута на пути,
Где с поцелуем жадной встречи
Слилось неслышное прости?

Или оно в дожде осеннем?
В возврате дня? В смыканьи вежд?
В благах, которых мы не ценим
За неприглядность их одежд?

Ты говоришь… Вот счастья бьется
К цветку прильнувшее крыло,
Но миг — и ввысь оно взовьется.
Невозвратимо и светло.

А сердцу, может быть, милей
Высокомерием сознанья,
Милее мука, если в ней
Есть тонкий яд воспоминанья.

Глаза забыли синеву,
Им солнца пыль не золотиста,
Но весь одним я сном живу,
Что между граней аметиста.

Затем, что там пьяней весны
И беспокойней, чем идея,
Огни лиловые должны
Переливаться холодея.

И сердцу, где лишь стыд да страх,
Нет грезы ласково обманней,
Чем стать кристаллом при свечах
В лиловом холоде мерцаний.

Только мыслей и слов
Постигая красу,
Жить в сосновом лесу
Между красных стволов.

Быть как он, быть как все:
И любить, и сгорать…
Жить, но в чуткой красе,
Где листам умирать.

Какой кошмар! Все та же повесть…
И кто, злодей, ее снизал?
Опять там не пускали совесть
На зеркала вощеных зал…

Опять там улыбались язве
И гоготали, славя злость…
Христа не распинали разве,
И то затем, что не пришлось…

Опять там каверзный вопросик
Спускали с плеч, не вороша.
И все там было — злобность мосек
И пустодушье чинуша.

Но лжи и лести отдал дань я.
Бьет пять часов — пора домой;
И наг, и тесен угол мой…
Но до свиданья, до свиданья!

Так хорошо побыть без слов,
Когда до капли оцет допит…
Цикада жадная часов,
Зачем твой бег меня торопит?

Все знаю — ты права опять,
Права, без устали токуя…
Но прав и я, — и дай мне спать,
Пока во сне еще не лгу я.

Баю-баюшки-баю,
Баю деточку мою!

Полюбился нам буркот,
Что буркотик, серый кот…

Как вечор на речку шла,
Ночевать его звала.

«Ходи, Васька, ночевать,
Колыбель со мной качать!»
. . . .

Выйду, стану в ворота,
Встрену серого кота…

Ба-ай, ба-ай, бай-баю,
Баю милую мою…
. . . .

Я для того для дружка
Нацедила молока…

Кот латушку облизал,
Облизавши, отказал.
. . . .

Отказался напрямик:
(Будешь спать ты, баловник?)

«Вашей службы не берусь:
У меня над губой ус.

Не иначе, как в избе
Тараканов перебей.

Тараканы ваши злы.
Съели в избе вам углы.

Как бы после тех углов
Да не съели мне усов».
. . . .

Баю-баю, баю-бай,
Поскорее засыпай.
. . . .

Я кота за те слова
Коромыслом оплела…

Коромыслом по губы:
Не порочь моей избы.

Молока было, не пить,
Чем гак подло поступить?

Долго ж эта маета?
Кликну черного кота…

Черный кот-то с печки шасть,
Он ужо тебе задасть…

А ты, котик, не блуди,
Приходи к белой груди.

Не один ты приходи,
Сон-дрему с собой веди…

А я дитю перевью,
А кота за верею.

Расстрели тебя, пострел,
Ай ты нынче очумел?
. . . .

Баю-баюшки-баю…
Баю-баюшки-баю…
. . .

Обручена рассвету
Печаль ее рулад…
Как я игрушку эту
Не слушать был бы рад…

Пусть завтра будет та же
Она, что и вчера…
Сперва хоть громче, глаже
Идет ее игра.

Но вот, уж не читая
Давно постылых нот,
Гребенка золотая
Звенит, а не поет…

Цепляясь за гвоздочки,
Весь из бессвязных фраз,
Напрасно ищет точки
Томительный рассказ,

О чьем-то недоборе
Косноязычный бред…
Докучный лепет горя
Ненаступивших лет,

Где нет ни слез разлуки,
Ни стылости небес,
Где сердце-счетчик муки,
Машинка для чудес…

И скучно разминая
Пружину полчаса,
Где прячется смешная
И лишняя Краса.

Для чего, когда сны изменили,
Так полны обольщений слова?
Для чего на забытой могиле
Зеленей и шумнее трава?

Для чего эти лунные выси,
Если сад мой и темен и нем?..
Завитки ее кос развилися,
Я дыханье их слышу…зачем?

Я полюбил безумный твой порыв,
Но быть тобой и мной нельзя же сразу,
И, вещих снов иероглифы раскрыв,
Узорную пишу я четко фразу.

Фигурно там отобразился страх,
И как тоска бумагу сердца мяла,
Но по строкам, как призрак на пирах,
Тень движется так деланно и вяло.

Твои мечты — менады по ночам,
И лунный вихрь в сверкании размаха
Им волны кос взметает по плечам.
Мой лучший сон — за тканью Андромаха.

На голове ее эшафодаж,
И тот прикрыт кокетливо платочком,
Зато нигде мой строгий карандаш
Не уступал своих созвучий точкам.

Ты весь — огонь. И за костром ты чист.
Испепелишь, но не оставишь пятен,
И бог ты там, где я лишь моралист,
Ненужный гость, неловок и невнятен.

Пройдут года… Быть может, месяца…
Иль даже дни, и мы сойдем с дороги:
Ты — в лепестках душистого венца,
Я просто так, задвинутый на дроги.

Наперекор завистливой судьбе
И нищете убого-слабодушной,
Ты памятник оставишь по себе,
Незыблемый, хоть сладостно-воздушный…

Моей мечты бесследно минет день…
Как знать? А вдруг с душой, подвижней моря,
Другой поэт ее полюбит тень
В нетронуто-торжественном уборе…

Полюбит, и узнает, и поймет,
И, увидав, что тень проснулась, дышит,
Благословит немой ее полет
Среди людей, которые не слышат…