Илья Илюшин - Скорость. Бодрые стихи

Иллюстратор Ирина Сергеевна Васильченко

Дизайнер обложки Ирина Сергеевна Васильченко

© Илья Илюшин, 2020

© Ирина Сергеевна Васильченко, иллюстрации, 2020

© Ирина Сергеевна Васильченко, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-4498-5987-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Улыбнется небу жухлая трава.

Не разлюбят ветер голые осины.

Листья – это желтые слова,

Чьих-то глаз не тронувшие синих.

Чей-то голос стайкой диких сизарей

Душу выклюет невидимо, неслышно.

Терпкой каплей солнца на коре

Их вспугнет подрубленная вишня.

Скорость – не лекарство от утрат:

Кто не с нами, тот, увы, не с нами.

Бездну полуночных автострад

Не засыпать желтыми словами.

Бьется в окна небесная синь

Без пощады – аж ломит в висках!

Ветер нынче с утра разносил

Почту – письма на облаках.

Ты попробуй конверт ухвати!

Подлетел, покружил – был таков!

Выбивается ветер из сил,

Сыпля письмами из облаков.

Ты сумеешь прочесть между строк:

Там стук сердца да взмахи ресниц.

А для облачной почты, сынок,

Нет ни складов, ни верст, ни границ..

«Чупа-чупс», паровозик, батут…

Я чуть позже тебя обниму:

Вот такой рук готовлю размах!

А пока что ты – там, а я – тут,

Я пишу тебе на облаках.

Говорят, что он бабник и пьяница.

Мама плачет в подушку ночами.

«Папа твой не придет, не останется!» —

Пацаны и девчонки кричали.

Слезы высохли, склеилась трещина.

Снова смех и румянец на коже:

Поменять мужика может женщина.

Но отца поменять невозможно.

Годы тонут в небесной лазури.

Тридцать лет… он не мог не соскучиться.

Он придет. Он придет и закурит.

В щеку ткнется усами колючими…

Он лежал, словно пес под забором,

На полу, на Казанском вокзале.

В ухо сонному доктору «скорой»

Почерневшие губы шептали:

«К сыну ехал полжизни я.

Слышишь?

Передай, если сможешь, при встрече:

Повидаться при жизни не вышло.

Я скучать по нему буду вечность».

А сосед по палате, зевая,

Мне сказал вчера ночью, что звезды —

Просто дырки в полу у рая.

Возразить? Черт возьми, уже поздно.

Утром.

Утром кровать – пустая…

Здесь в палатах на окна не вешают штор.

Звезды преданно светят ночами

Своим братьям —

кому был зачтен приговор —

Тихо, быстро, без слез и прощаний.

Этой ночью, крутясь в одеяло,

На окне задержался глазами:

На одну их там больше вдруг стало!

Нет… скорее всего, показалось.

А с соседней подушки блеснули глаза —

В темноте даже ярче, чем звезды.

И вот этим глазам захотелось сказать

Про те дырки в полу.

Но не стал.

Промолчал, чтобы… не было поздно.

За замерзшим окном ветер щетками туч

Чистит мир, лунным соком залитый.

Душу настежь открыв и в сугроб бросив ключ,

Я пришел к Тебе с первой молитвой.

Я с улыбкой смотрю на игру чистых звезд:

Ты прости, что я лгал нам обоим.

Без обмана прожить может разве что пес.

Человек… он по-хитрому скроен.

Снег стучится в окно, как израненный пес,

Ему с радостью створки открою.

Вижу: каждая ложь, что с собой я принес —

Его алая капелька крови.

Нас лишь двое с Тобой. Как всегда, как сейчас.

Правда жалит нас стужей суровой.

Если лгал одному я кому-то из нас,

Значит, пачкал обманом второго!

Я пришел не просить, я решил просто жить

В состоянии, чистом, как иней.

Я с разбегу нырнул в мир, свободный от лжи,

Содрогаясь от четкости линий!

За замерзшим окном ветер щетками туч

Чистит мир, лунным соком политый.

Душу настежь открыв и в сугроб бросив ключ,

Я пришел к Тебе с первой молитвой…

За мечтами, любовью, работой,

Женским смехом и детским криком

Партизаном крадется кто-то.

Тот, к которому мы не привыкли.

Кто-то волком гоняет душу,

Словно клячу по ипподрому,

С бездны к звездам, а с неба – на сушу,

Чтоб она не привыкла к дому.

Ну, наверно, нельзя, иначе.

Разум, сердце, свобода и знания

Нам даны, чтоб от боли плача,

Мы себя в себе не узнали.

За гудками, собачьим лаем,

Детским смехом и ревом моторов

Декорации кто-то меняет.

Тот, кто очень не любит повторов.

Ключ, дрожь мотора, сцепление. Газ.

Окна, подъезды, деревья. Столбы.

Чуткость руки, автоматика глаз.

Скорость, как пес, на цепи у судьбы.

В пестрых гробах легковушек и фур

Горло ошейником сжали дела.

Солнечный свет трафареты фигур

Выжег из-под лобового стекла.

В каждой свободной руке у виска

Намертво вклеен смартфон-пистолет.

Каждый с рассвета – мишень для звонка.

Каждый – для всех, для себя – его нет.

Цель – абсолютный контроль и уют.

Каждый, как бог, среди кучи червей.

Над головой – неба синий лоскут.

Не управляется пальцем. Забей.

Солнце встает. Но не нужен рассвет.

Ведь к горизонту никто не спешит.

Мчится с утра человек-трафарет

На распродажу ненужной души.

Нет тише грома тишины,

Нет холоднее сердца льдины.

Невидимы и неслышны,

Нас по ночам вскрывают сны,

Как море в штиль дельфины.

Так умные глаза грустны,

Так в облаках резвятся краски!

День – это ужин для Луны

И вечность целая для сказки.

Весь край земли в крови бродяг:

На небесах им роют ямы.

Сквозь годы призраки летят —

Глаза поластить, как котят,

В лучистом взгляде мамы.

Горячий битум зимней ночи

Течет на стынущие души.

Свинья-вселенная полощет

В их снах космические уши.

Полоска света – бритвой в темень,

Среди конфет дымится кофе.

По мягким камышам постели

Лягушкой прыгает любовь.

Под окнами чернеет тело,

Во взгляде – шрам чужого счастья.

Кому-то суждено быть целым.

Другие остаются частью.