Юрий Потапов - Поэма на двоих

Охотники в миллиардеры
добравшись, грабили страну,
как шайка грязных мародеров,
ведя с ней шкурную войну.
Рать новомодных бизнесменов,
как в ресторане у барменов,
скупили всё, кто сколько мог,
но не за деньги, а в залог.
Десятка три семей и кланов
к рукам прибрали пол – страны.
Поклажу нищенской сумы,
оставив в собственность «Иванов».
Наследство дядя смог сберечь,
теперь Илье его стеречь.

Ему, вернувшись, предстояло
в сумбуре суматошных дней
понять причины и начало
всех здешних аховых затей.
Найти свои места досуга,
товарищей того же круга,
работу, искренних друзей,
чтоб в жизни действовать смелей.
Ведь многолетняя разлука
обезоружила его.
Друзей и город, и село
терзанья выжгли, как «Базука». [9] Гранатомет.
Где жил, играл в далёкий год,
не зная лиха и забот.

Деревня, лето – светлый образ
из детских лет остался в нём;
далёкий, яркий, щедрый отблеск,
который помнил день за днём.
Бывало, ночь, на сеновале,
с утра в лапту, чижа играли,
в войну на шпагах и клинках,
он спит на свежих клеверах.
И тут же рядом распластался
участник уличных боёв
и примостился у краёв,
Полкан – по лестнице взобрался.
В ночном безмолвии, как рой
кружились звёзды над Землей.

Как куры квохчут на насесте
сквозь дрёму чудилось Илье,
а волк царевича с невестой
несёт намётом на себе.
И, как до устали на стрежне, [10] Глубокая часть речн. русла.
плывёт сажёнками, в надежде,
что перегонит всех дружков,
хотя бы на пяток вершков.
А после игр в подводных норах
ловили раков за клешни
и еле ноги унесли,
когда погнался злобный боров.
До петушиных ку-ка-рек
спал, натрудившись человек.

Родная мать не докучала,
жила заботой о себе.
Она проценты получала
и жизнь вела свою рантье.
Илья, привыкнув, понемногу,
то в казино найдёт дорогу,
то в теннис проиграет сет, —
не брал ракетку много лет.
И скоро в клубе, ресторане…
на входе, видя фейс-контроль,
представив внешность, как пароль,
он проходил, кивнув охране.
И окунался наш герой
в бедлам, беспутство, перепой.

Коньяк, коктейли и сигары…
мельканье разномастных лиц,
загулы, пьяные угары,
лобзанье вздутых губ девиц.
Деляги, менеджеры, клерки
шныряют словно в водах нерки.
Кидалы, сутенёров ряд —
все ловят тайно нужный взгляд.
Субретки разных поколений,
то группами, то по одной,
в надежде каждой быть женой
ждут им желанных мановений.
Чтоб провести хоть с кем-то ночь.
А утром разбежаться прочь.

Отдал Илюша дань пороку.
Зачем, уж кто теперь поймёт.
Зарёкся, к злачному порогу
он больше близ не подойдёт.
– Пора найти свою дорогу,
оставить «новую породу»
пока не поздно – честь спасти,
сойти с опасного пути.
Так думал в дремоте Онегин,
когда его в рассветный час
таксист лихой, нажав на газ,
мчал на авто окраски пегой.
Продолжим сразу мысль его
пока на сон не увлекло.

– Что я нашел в кругу далёком
от дел мирских, мечты и грёз?
Хотя бы только лишь намёком
всё это принимал всерьёз:
хмельной кураж и «наслажденье»,
как бесовское наважденье,
комедиантов пошлый круг
и сонм назойливых «подруг».
Паяцев в вычурных халатах.
Отныне в «пропасть» ни ногой.
Найду я в жизни путь другой.
Забуду о гульбе и «хатах».
Не тот я вытянул билет,
туда, где счастья, пользы нет.

Сомненья, поиски, терзанья
Ильи в излёте юных лет
и заблужденья, и страданья,
наверное, найдут ответ.
Уж, очень велики соблазны
(быть может, вы и не согласны),
и с малых лет рука отца
не выправляла путь юнца.
Он не обрёл по жизни друга.
К тому ж, лишен отцовских уз.
Носил он с детства этот груз,
не чувствуя родного круга.
Он одинок и чувством жил
и от того исканий пыл.

Илья нередко удивлялся,
как отошел легко от дел.
Чем на чужбине занимался,
к тому и быстро охладел.
Неужто же греховный омут
затягивает так, что тонут
в нём всяк, кто станет на краю
и попадёт в его струю?
И вспоминал приют спартанский,
где стол рабочий у окна.
Лишь нужное для дум и сна.
И в обстановке пуританской:
компьютер, стул, кровать, диван,
да полка с книгами в навал.

Для всех студенческие годы,
предтеча взрослых зрелых лет.
Там начинают свои всходы
и гражданин, и человек.
Днем, лекций толк и откровений,
открытий, прений, озарений,
а вечер – оперный театр,
душевный нравственный «заряд».
И чинный плавный круг в антракте,
где тихий говор в такт шагам.
И вдруг, сокурсница – мадам
«плывёт» к тебе в вечернем платье.
Полночный хлад остудит кровь,
чтоб утром жизнь кипела вновь.

Не выезжал Илья из дому
и дни в прогулках коротал.
Искал замену он содому,
в котором раньше обретал.
Пожить решил пока спокойно.
Романов авторов достойных
прилежно, с толком почитать
и с ними вместе помечтать.
В конце – концов, и передачи
по телевизору смотреть.
За футболистов поболеть.
Но редко выпадут удачи.
Хотел он душу освежить,
достойно в трезвости пожить.

По материнскому совету
взять у неё с десяток книг,
назавтра, встав уже с рассвета,
перебирал по виду их.
Смородина, Гонцова, Босхи…
он отобрал для переноски,
насколько позволял их вес
и проявился интерес
к матриархату от культуры.
Решил поверить в женский вкус.
Быть может есть средь них и Пруст,
и утонченные натуры.
Конечно, есть и не одна —
писатель дельный и умна.

Но после краткого прочтенья,
лишь уделив на строчку миг.
Илья, не выказав почтенья,
к литературе дамских книг,
отнёс обратно всё беремя.
Чтоб не терять напрасно время
и рассовал по полкам сам
творения прекрасных дам.
– Быть может, телевизор годен
разбить подспудную хандру.
Он развлекает всю страну
и стал сегодня очень моден.
Рекламу, правда, говорят,
без меры вставить норовят.

Так мыслил, думаю, Онегин,
когда с расстройства на диван
уселся вечером, наметив,
глядеть в мерцающий экран.
Программы мало что сулили:
стриптиз, правительство хвалили,
невестку хаяла свекровь,
а в остальном – кошмар и кровь.
Да «юмор» черный, низкий, пошлый,
со всех каналов в мир летел.
Над пультом депутат потел
и выступал политик дошлый.
Илья, то злился, то скучал
и телевизор выключал.