Павел Шалагин - Точка невозврата фантазий. Стихи-2018

Она моя половина.
Только она – моя неземная Ундина.

Сводит меня с ума [она это умеет!].
Слушает этот стих и внезапно краснеет.
Сладкая, как малина
(Ундина!
Ундина!
Ундина!)
Кожа её пахнет рассветом.
Ундина раздета,
Прекрасна и неповторима.

Проходит три года. Всё также со мною Ундина.
Мы ходим осенью в парк и бросаем листья.
В голову лезут совсем безобразные мысли:
Любить её прямо тут на листве.
Осень резко кончается в ноябре,
И мы, кутаясь в плед,
Плотнее жмемся друг к другу.
Я беру теплый след, беру её тонкую руку,
Смотрю ей в глаза: «Ты станешь моею супругой?»
Она молча кивает. А за окном воет вьюга.
И мы с ней вдвоём у этой вьюги в плену.

Я ухом своим аккуратно припал к животу:
«Послушай», – очень нежно шепчет Ундина.
Через год беру на руки нашего с нею сына,
Сын также смеется, как смеется в ответ ему мама.
Я люблю их.
Люблю их вечно!
Люблю упрямо!
Люблю их так, как никого на свете!

Следом за сыном ещё появляются дети,
И в тот же парк с ними ходит гулять Ундина.
У нас новый дом, у нас дорогая машина…
Я говорю ей на ухо: «Видишь, листва летит вверх».
Она целует меня.
Она по-прежнему лучше всех!

Знаешь, малыш, я в обиду тебя не дам.
Хоть ты и с виду крут, как последний мамонт,
Ты в жизни был довольно жестоко обманут,
Ибо не знал, что Рай должен строить сам.
Когда-нибудь в реку времени точно канут
Боль и обиды, и прочий ненужный хлам.

Мне бы не стать одной из печальных причин
Опыта преждевременного взросленья —
В детстве ведь всё куда проще: «мухи-варенье»…
Сейчас липосакция, ботокс и вечером крем от морщин:
Плачешь в подушку, пишешь стихотворенья,
Но этим не привлекаешь нужных мужчин.

А ты ничего. Не ботан и вроде не мачо —
Что-то посередине, с уменьем держать удар.
Для романа с тобой нам бы точно стал тесен бульвар,
Будь я немного моложе. А будь я богаче,
То за каждую ночь я платила б тебе гонорар.
И всё бы у нас сложилось, наверно, иначе.

Прошу, не спрашивай, что у меня случалось:
Через какие моря в своей жизни я переплыла,
Чему научилась, какие вела дела,
С кем до тебя я спала, или с кем когда-то встречалась…
Не спрашивай, чтобы я тебе не врала.
Мне сейчас хорошо. Не хочу, чтобы это кончалось.

Если захочешь, то можешь ко мне прийти
В любое время, как дождь приходит в июне.
Я как тот пес – я сразу пускаю слюни,
От, осознанья того, что может произойти.
Позвони мне только, пожалуйста, накануне,
Чтобы сердце не разорвалось случайно в груди.

Ты ведь, как бог – я тебе воздвигаю храм
Со статуей во весь рост, стоящей на крыше.
Иногда представляя, что ты от меня когда вышел,
Идешь к той, что моложе, пью пачками фенозепам.
Я боюсь, но так сильно хочу от тебя вдруг услышать:
«Знаешь, малыш, я в обиду тебя не дам».

Ветер пахнет морскою солью.
Обжигающей сковородой
Жжёт песок. Ноги лижет водою
Дрессированный пёс-прибой.

На обед вновь бутылка чачи
И копчёности у костра…
Этот день – он такой горячий,
Как с Сицилии Cosa Nostra.

Кто свободен – всегда отчаян:
Не боится ударов судьбы.
И зонты для кричащих чаек
Сверху смотрятся, как грибы.

Из стыда, что уехал – связать себе свитер:
Будет, чем греться ближе к зиме.
Где-то на Севере постят в Твиттер,
Что уже соскучились жутко по мне.

А мы пишем одним иероглифом: «Счастье».
На песке. И счастье смывает волной…
Но совсем не хочется возвращаться
Даже в волшебное место «Домой».

Да, мы спиваемся, мама!
Методично, жадно, упрямо.
Глядя за горизонт – туда где скрывается Кама.
Дети больших иллюзий – у каждого своя драма.
Мы пьём бешенно и окаянно,
Кривя рты, лбом в оконные рамы —
Такова наша здесь пранаяма.
Мы хотим быть любимыми, мама,
Не умея любить. Это странно…
Но так выглядит крест наш и яма.

Мы курим все дни и все ночи.
И нас непонятный точит
Голод [терпеть его нету мОчи],
Но не пищи, а, между прочим,
Духовный – терзающий плоти.
И если кто-то однажды захочет
Нас коснуться – увидит воочию
Грязь ногтей – наших душ обочин:
Там мусор, окурки, прочее…
Но мы дети весны – как Сочи,
Как листья, растем из почек.
Мы цветем, мама, без проволочек!

По венам с утра гоним радость.
Ведь нам немного осталось —
Внутри пустота и усталость,
Словно вмиг наступила старость,
И порван на клочья наш парус.
Мама, каемся!
Каюсь!
Каюсь!
Мы своих друг за друга в Каунас
Переправили всех спасителей:
Я не знаю уж, Вы простите ли
Нас – безумных детей, но в обители
За забором, чтоб Вы не видели
Растреляли их, как победители,
И теперь опустело гетто…
Но никто не узнает про это.