Павел Шалагин - Точка невозврата фантазий. Стихи-2018

Жалко жизни своей не прожитой,
Жалко песен своих не спетых —
Что меня так и не размножили
На компактах и на кассетах!

Дорогой друг,

Я гляжу на тебя и вижу внутри целый мир,
Хотя ты не Будда и даже совсем не кумир
Девчонок, что стайками ходят платки теребя —
Они любят кого угодно, но не тебя.

А в тебе по утрам резвятся большие киты.
Никто не узнает, каков настоящий ты,
И даже не вспомнит реальный цвет твоих глаз.
Ты вызреваешь долго, словно алмаз,

И вскоре станешь самым огромным бриллиантом.
Все будут восхищаться твоим талантом,
Но это потом, а в данный момент ты таков:
Скарамучча, паяц, пересмешник и скоморох.

Ты спишь на полу в своей одинокой квартире
На стенАх фотографии тех, что тебя позабыли,
А ты их хранишь, как опавший осенью лист.
Люди читают тебя и думают – ты скандалист,

Но ты просто душа неизвестного ныне покроя,
Ты ищешь покой, не зная, что это такое,
И в каждом движеньи твоем есть особая стать.
Ты летишь высоко, позабыв, что можно упасть

И разбиться о камни [камней для тебя ведь и нет].
Ты мудр, решителен, светел. Как анахорет
Растишь в себе гармонии дикий цветок.
Мантры читаешь, глубокий сделав глоток

Воды из белой пластиковой канистры
[Абы кого не стали бы брать в артисты…],
И мир зажигает в окнах утром рассвет —
Выходит курить на лестницу сонный сосед,

И ты ему радуешься, точно родному.
Ты живешь, как живешь, не думая жить по-другому.
И жизнь для тебя – это просто такое кино.
Ты в нем сценарист и актер. И всё равно

В каком жанре будет снята эта картина
[Даже если в кресло усядется сам Тарантино].
Тебя непременно в конце ждет «happy end».
Ты оформляешь памяти яркий стенд

И приглашаешь друзей на огонек.
Люди приходят, и многим из них невдомёк,
Что ты ради них отключаешь свои фаерволы —
Ты как директор самой мистической школы,

В которую просто так никого не берут
[Не Хогвартс, конечно!]. Ты хочешь уехать в Бейрут
Или в Куала-Лумпу́р, чтоб узнать то, что скрыто.
Живя не по лжи, ты лелеешь свое корыто

И тебе всё равно – цело оно, разбито…
[Это не важно]. Из рюмки уже отпито.
Снова налито. Веня звучит: «Маргарита…» —
Ты делаешь громче. Плохое враз позабыто!

Всё на местах – спутники вновь на орбитах.
Ты удивляешься тем, кто прячет обиду
И резко проводишь рукою по волосам.
Сложив ладони, молитву шлешь небесам

И небо, наверное, что-то тебе отвечает.
Ты крепкий чай завариваешь ночами,
И под свечами молча сидишь в тишине,
Сочиняя сказки о радужном завтрашнем дне.

Наблюдать за тобою – это словно петь песню,
С каждым куплетом становится всё интересней.
«Что будет потом?», – спрашивают у тебя.
Ты в ответ улыбаешься. Палуба корабля

Никогда не сияет [даже вычищенная до блеска],
Как улыбка твоя. Тут же натянется леска
Дней. И ты, конечно же снова пойдешь по ней,
С каждым шагом делаясь выше, умней и сильней.

С улыбкой, играючи, точно канатоходец,
На краю балансируешь, глядя в глубокий колодец,
А из него на тебя глядит темнота.
Руками своими ты приручаешь кота

И он мягко лежит на коленях забавно мурлыча.
В тебе нет и доли современного китча
И даже зазнайства в тебе нисколечко нет.
Бобы ты из банки по-прежнему ешь на обед,

Говоря всему свету: «Я тобою любуюсь!».
Ходишь гулять на перекрестки улиц —
Там ты устраиваешь маленькие концерты.
Ты будто пришелец с очень доброй планеты,

Где никто никому никогда не умел делать зла.
Ты откалиброван и точен, словно шкала,
Что хранится в палате различных мер и весов.
Раcпахнув настежь дверь и, отпирая засов,

Ты всего на чуть-чуть приподнимешь завесу
В этот свой мир. Говоришь благодарность лесу,
Уходя туда, где другим тебя не догнать.
Но я всё же верю – ты вернешься опять,

И снова киты в тебе будут утром резвиться,
Ты станешь всё той же – большой и свободною птицей,
И девчонки вокруг, в покое оставив платки,
С трепетом станут касаться твоей руки.

На улице сильно похолодало —
Хороший хозяин собаку во двор не выгонит.
Я прячусь под стеганое одеяло
И жду до последнего – пока чайник почти не выкипит.

Наружу не хочется выбираться —
Делать что-то, опять же – к чему-то стремиться…
Жизнь репродукцией ренессанса
Привела меня к примитивной домашней виселице.

Усталость наваливается камнем,
Висящим на шее, тянущим прямо ко дну —
И объяснить это всё маме
Я до сих пор никак, убей, не могу.

Журавли?! Мне достать хотя бы синицу.
Или любовницу… Хоть стереть бы с чайника накипь!
Я сижу и курю на кровати. Мне тридцать.
Мое имя по-прежнему значится Павел Шалагин.

«Смотри, листва летит вверх», —
Ундина смеется.
И её звонкий смех
Достигает глубин колодца
Души моей.
Эту простую картину
Пальцами на мокром песке рисует Ундина.

Она танцует, как солнечный зайчик, пылая.
Хрупкая, словно ваза династии Мин, и такая же дорогая.
Я люблю ее в сентябре так, как не любят в мае —
Самозабвенно,
Искренне
И души не чая.

А мы пьем чай в нашей продрогшей квартире,
Собираем мои стишки в папку, квасим капусту гирей,
Развешиваем фотки по стенам. И нет больше в мире
Никого, кто был бы так счастлив. Я будто в тире
Попал в десятку даже вовсе не целясь.

Несу околесицу, несу какую-то ересь,
А она улыбается, глядя, как смотрят дети,
Которые точно знают что-то о вечном лете
Где все всегда радостны.