Валентина Яхонтова - «Потому что не волк»

Не осквернить листа бумаги
Спокойной знающей рукой,
Но намолчаться до отваги,
До строчки истинно живой.

Чтоб вслед за вырвавшимся словом
Скользила ласточка, паря,
И над твоим застыла домом,
Свою изменчивость коря.

Когда слова становятся словами,
Когда зима становится зимой,
А снег – застывшею водой,
Я, что же я? Я сплю, читаю,
Мирюсь с надеждою пустой
И постепенно забываю
То, что казалось не водой.

И ты умрёшь, и я умру,
И каждый будет мёртв,
И променяешь синеву
На мягкий чёрный шёлк.

И не успеешь доказать,
Что мир весь за спиной.
Не умирай, моя тетрадь,
Не становись травой,

Ни ветром, сумраком, дождём,
Ты – сгусток, плоть, ты – крик,
Моё последнее “потом”,
Мой час, мой день, мой миг!

И ты найдёшь себе ещё
Слова и розовые дали.
Я буду за тебя свечой
Гореть холодными ночами.

Я буду вспыхивать и стыть,
Искать тебя среди прохожих,
И где-то в будущем любить
Других, с тобой немного схожих.

Есть дом – он серый.
Есть улица – она пустынна.
Есть непомерный излом души.
И только…

О, боже мой, о, боже мой!
Ты сотвори меня другой.
Другой – с холодной головой,
Другой – с проверенной судьбой.

О, боже мой, о, боже мой!
Мне хоть во сне даруй покой
И мир, восторженный, земной,
И голос, самый дорогой!

Стеной вставали тополя,
Московский вечер, грустный, серый…
И обнажалася земля,
И открывалися пределы.

Толпа людей, движенья рук…
Так было, есть и долго будет.
А ты уходишь в новый круг
И ждёшь того, кто очень любит.

Я выхожу из тьмы собора
Прощально сомкнутых берёз,
Во мне обрывки разговоров,
Во мне печаль всех прежних слёз.

Безумный лист сухой осины
Меня хватает за рукав,
Сегодня буду я красивой,
Сегодня будет всё не так.

Дрожанье маленькой рябины,
Осенний холод на ветвях…
Я напишу о самом синем,
Я рассмеюсь в твоих глазах.

Впускаю снова одинокий вечер,
С ногами забираюсь на диван,
Смотрю в окно и расслабляю плечи,
Берусь за недочитанный роман.

Кончаю. Ставлю нужные пластинки.
Кидаюсь открывать в прихожей дверь —
Соседка. Маринует подосиновики,
А я у ней прошу попутно дрель.

Застыл лягушкой телефон,
И не шевелятся страницы.
Останься окриком, углом,
Останься поднебесной птицей!

Часы спокойно говорят
О том, что вечер убывает.
Я их ловлю мгновенный взгляд —
Он ничего не обещает.

Я думаю: «Всё хорошо,
Ведь я пишу про час и вечер
И многое отдам ещё
За выразительность «невстречи».

Но я забуду все слова
И все усвоенные роли
За смех, за слёзы в три ручья,
За глупый срыв, за чувство боли!

И я встречала поезда
В застывших сумерках морозных,
И страшная моя судьба
Меня гнала, и было поздно

Остановиться, переждать,
Не слышать вкрадчивого зова,
И знать о том, что надо знать,
Когда дрожит декабрьский воздух.

О, сколько будущих минут
Осыпется, поддастся тлену!
Но поезда ещё бегут
И крупяную рушат стену.

Тоска по людям – тем, которых не узнаю,
Тоска по незнакомым городам,
По улицам, где я не побываю,
По старым и печальным площадям.

Тоска по неувиденным страницам
И без меня ушедшим поездам,
И по случайным промелькнувшим лицам,
Тоска по исчезающим словам.

Герой женился. Наверху
Неслось раскатистое: «Горько!»
Я не хваталась за строку,
Ни за утраченные годы.

Так просто – там толпа людей,
И здесь – мои друзья смеются,
Так просто в сущности своей,
Когда не хочешь оглянуться.

А быть могла за тем столом
И отвечать зелёным взглядом.
«Останься окриком, углом…»
Останься, может это надо.

«И я встречала поезда…»
И я одёргивала штору,
Но не с тобой была тогда,
Когда мой слух впивался в шорох.

И тёмных елей слабый запах,
И плеск ветвей со всех сторон
Меня на вытянутых лапах
Уносят в невозможный сон.

Запах снега и запах хвои,
С непокрытою головою
Я иду по снегу и хвое.
И, прощаясь сама с собою,
С тем ребёнком, уже не мною,
Ухожу, но машу рукою.

Купи себе четырёх слонов
И белую обезьяну!
А я тебе расскажу про любовь,
И ты будешь плакать пьяным.

И ты узнаешь из этих слов
Про собственные ладони.
Достань себе четырёх слонов,
А я… ну, да Бог со мною.

Медлительность облаков,
Бесцельность и тишина,
И вместо моих стихов
Обрывки чужого сна.

Ты далеко, ты ничего не знаешь…
Я не спешу,
Мои следы не тают.
Оборвалось на полуслове.
Ненужный всплеск,
Пустое поле.

И я, твой беспокойный ученик,
Несу свободно голову и плечи,
И я уже не чувственный «тростник»,
И не грущу…, но мне не стало легче.