Татьяна Перцева - Йойк

Как мы теряем, вряд ли потеряем,
так мы пластичны, пропиленны мы,
но где-то снег хрустальный обитаем,
под трепетание живых стрекоз зимы.

Знаешь, заставь себя эту весну пережить —
лето придёт, за ним последует осень,
а после —
зима.
Представь, это то же самое, что переплыть
реку огромную, имя которой – Время,
ты видишь сама —
то, что вчера исчезало —
завтра вернётся
стократ,
и больше не будет слёз —
память так коротка.
Но если мир, увидев тебя, улыбнётся
приветливо, то
кто его знает,
что это значит,
и что будет завтра —
он тоже поймёт,
что по небу плывут облака —
ведь так было и будет пока —
пока кто-то из вас.

Навсегда.

ты счастливая, потому что живёшь в молоке,
никуда не спешишь, в голове рисуешь кино,
любишь время наивно, как любят до первых дождей,
или первых предательств, хотя, первое только одно.

ты счастливая, просто немного наоборот,
там, где тонко – не рвётся, как будто речная вода,
расползается по небу алым, привязывая самолёт,
к двум совсем непохожим, но очень родным городам.

поливают дожди, расплываются контуры дней,
раскидали границы, как кубики по ковру,
ты живёшь в молоке, потому что море людей,
безусловно считает, что счастье похоже на круг.

тут поставлена точка, но что если завтра война,
молоко вкуса крови продадут в родных городах,
это было вчера, это было вчера, это значит что на
круги человечьего счастья намотано проволокой завтра.

по реке плывут словесные мертвяки,
это значит, глаза горизонта ещё далеки,
это значит, глаза горизонта ещё высоки,
это значит, легки как перья погасшие светляки.

те кто жил у воды, бредут сквозь леса из слов,
ловят зёрна на буквицы, молча делят улов,
узнают друг друга по знакам, долго стоят у реки,
по которой плывут к горизонту утопленники.

тишина вокруг разливает тень соловья,
благодать печальная прячется в склон у ручья,
паутина звенит на солнце, дрожит листвяная вязь,
полыхают леса земляникой, Прости, не дай мне упасть.

перехватят за жабры, в корзину свалят улов,
первородной тканью залатан садок в углах,
не глядите внутрь, там самки кроят самцов,
на готовых печать с каймою – чернильный страх.

изготовят из креп-шифона от сих до сих,
отутюжат из креп-сатина для них глаза,
потеряет синюшный пульс этот рыбий стих,
провожая блестящие спины на первый базар.

на табло – три сорок, пора быть живым, пора,
где ещё так познаешь суть – значит мы не умрём,
летом в нашем аиде стоит такая жара,
потрошить не будут, просто ушьют живьём.

прорастут рыбьи кости в здешних настенных садах,
облиствят полотно, кислородом снабдят города,
первородная ткань, на готовых – чернильный страх,
сквозь изделие тела на землю сочится вода.

выступит кожный пот выбежит белый конь
здесь моё счастье вот только живое тронь
можешь меня винить только дыши-дыши
воду со смерти не пить слышишь пиши-пиши
буду с тобой всегда близко ли далеко
солнечный выпал дар жизни моей молоко
где-то я тоже люблю встречи не до конца
я без тебя не сплю выросшие без отца
без облаков без луны без посторонних глаз
дети одной страны не возвращайся сейчас
не возвращайся ко мне яблочны всходы детей
вместе взойдут по весне лучший ползёт муравей.
девочка значит лю мальчик конечно ры
счастье земли на краю крупные там комары
станем для них мостом счастье всегда окруж
вместе мы все доживём я ничего не боюсь.

А всего-то нужно по стеночке, до окна,
это очень просто, хватает пяти шагов
до стены, я чувствую, там за окном весна,
только врач запретил вставать, не то разойдётся шов.

А всего лишь шрамом отделалась, он сказал,
полежи пока, как на кошке всё заживёт,
был бы я у тебя в родне, таких бы тебе прописал,
удивляюсь, но ангелам и дуракам везёт.

Он хороший, лечит, командует всем открыть рот,
строгий, чуточку пахнет папиным табаком,