Ирина Соляная и Мари Полякова - Лучший подарок. Сборник стихов

Что же в клетку ты залез?

– Эх, подружка, – молвил слоник,

Я ломать-крушить не склонен.

В зоопарке поселился,

С ребятнею подружился.

И уже (какая грусть!)

В заповедник не вернусь!

– Эх, а в мышкиной норе

Нету места детворе…

Нам подкинули мышонка.

Серый, грязный, весь дрожит.

Но отмыли мы бесёнка,

Он у нас остался жить.

Сколько раз его теряли…

То в диване, то в шкафу,

Вил гнездо из одеяла,

Грыз он папину софу…

По ночам шуршал и писком

Всю квартиру он будил,

Был на вид обычной крыской,

Может, ею он и был?

Но ушел однажды летом

Через дырочку в стене.

Друг мой серый, где ты, где ты?

До чего же грустно мне!

Башмак деревянный, упавший с ноги,

На лестнице принцем был найден – Бог мой! —

Заношенный, старый, испачкан золой…

Принцессы такого б носить не могли!

Задумался принц, на башмак поглядел,

Слагался в уме философский трактат

О том, что чего-то низы не хотят,

И значит, что кто-то уже не у дел.

А Золушка мчалась в одном башмаке,

Мечтая, чтоб принц ее не потерял,

Но он, размышляя про нрав и мораль,

Глядел на башмак, видя череп в руке.

Незрелая тыква, лохмотья и мышь,

В хрустальном стакане растаял десерт.

И принца, конечно, поблизости нет.

Но чудо случилось, а сказку – допишут…

Легло цветастым ситцем лето,

Раздольем трав благоухая,

Но осень наложила вето,

Дождём капризы оглашая:

Пожухли травы, лист багряный

Унёс далече шумный ветер,

Пришли молочные туманы,

Наполнив грустью чьё-то сердце…

Вдруг выпал снег! Пушистый, лёгкий!

Закрасил всё собою белым!

И в дачи спрятались полёвки,

Покинув прежние пределы.

Вокруг мозаикой цветною,

Как монпансье в большой коробке,

Дома застыли. Их весною

Разбудит посвист птичий робкий.

Отцветает клевер на поляне —

Пожелтели белые головки.

Бабочек не видно. Лишь в тумане

Ящерки скользят, спешат полёвки.

Скоро осень. Август стелет росы,

Радугою падая в трилистник,

И сверкнёт на солнце эта россыпь

Бриллиантом или аметистом.

Яблоня натруженные ветки

Над землёй склонила низко-низко,

С грустью провожает это лето.

Осени дыханье рядом, близко.

А потом зима в одно мгновенье

Запорошит всё вокруг снегами,

В памяти останутся виденьем

Яблоки и клевер под ногами…

Рыжее солнце в глазах Алабрыса,

Ставит хозяюшка плошку с кумысом.

Пей, драгоценный боец-крысолов,

Сколько принес ты усатых голов?

Тысяча верст под лежалым тулупом.

Царская воля не может быть глупой.

Сказано – ехать, шурши-не шурши

Всех извести – до последней мыши!

Встретят его золоченые залы,

Не обойти всех глубоких подвалов!

Орды мышей одолели царя,

Здесь Алабрыс поселился не зря.

Страшные когти и острые зубы!

Кто же за службу кота приголубит?

Ходит по комнатам злой комендант,

Как содержать сей кошачий десант?

Коштом казенным накормлены дети,

(Списаны средства, примерно две трети),

Кошкам для службы нужны сюртуки

(Где вы, сукна дорогого тюки?),

Всё как всегда – казнокрадство в расцвете.

Чёрные кошки – плохая примета:

Век отслужил и пора на покой.

Вон из дворца и сиди у людской.

Где вы, потомки кота из Казани?

Сказку мою вы закончите сами.

От натуги морщась и пыхтя,

Раскалённа, словно в бане печка,

Красноморда, как ноябрьский стяг

И уже почти нечеловечна

Марьиванна топала домой,

Волоча за комель злую ёлку.

То ворчала: «Ах ты, боже мой»,

То слезу роняла втихомолку.

Принесла. От ёлки стылый пар.

Внук в трусах. Худющий, золотушный.

Вот тебе и праздничный угар,

Никому не ведомый, не нужный!

Дочь, зараза, шляется где зря,

А в избе не топлено, не мыто.

Что ревешь, сопливая ноздря!

Бабка натащила дефициту!

Мандарины, килька и сырки!

В профсоюзе выпросила книжку.

Всё добро на кухню волоки,

Книжка? Вроде сказочка про мышку.

Засыпает сытый мальчуган,

В бой идет солдатиков дружина,

Бьет Щелкунчик в старый барабан,

И повержен в прах король мышиный.

Осенний рай мышам – сарай,

Где на зиму припасы.

Когда в духовке каравай,

А под крюком колбасы.

Когда гирляндами висят

И луковки, и перцы,

Тогда от счастья ясный взгляд

И сильно бьется сердце.

А вот листва… Да бог с ней, брат.

На хлеб ведь не намажешь…

И пусть грачи на юг летят —

Вабче не жалко даже.

Меня ты обманула, коварная злодейка,

А я отнес в химчистку пушистую шубейку.

Ты говорила: «Ладно, смотри теплынь какая,

Февраль ушел, а следом пришло начало мая».

Я взял да и поверил: перчатки снял и шапку,

Мои замерзли ушки, мои замерзли лапки.

Пошел я к старой бабке, прошу ее, канючу:

Свяжи-ка мне нахвостник – пушистый и колючий,

И шарфик, и жилетку, и парочку штанишек,

Чтоб не замерз до смерти бездомный серый мышик.

А бабка прогоняет, беззубая смеется:

«Иди-ка ты отсюда, чего тебе неймётся!

Я пролески для леса сегодня вышиваю,

Мне некогда, повеса, сейчас пора такая!»

Как зябко мне, как грустно! Замерзну, так и знайте,

Найдут мой труп остывший на солнечной лужайке.

Тогда вам станет стыдно за ваш обман жестокий.

А может, не замерзну, я с виду толстобокий.

Упитанный, румяный, отъевшийся за зиму,

И в лужах этим мартом вабче неотразимый.

Избороздил я сто морей в вонючем трюме.

И потому я на лицо всегда угрюмый.

Слегка обвисшие усы и нос плаксивый,

А ведь когда -то был и я – вполне красивый.

Лелеял страсть в своей душе к морским просторам,

А сам в подполье просидел противным вором.

Как только вылезу наверх, вопят безумно:

«Мы тонем, крысы поползли из наших трюмов».

От крысы мышь не отличить! Ну что мне делать?

В душей моей копилась злость и всё кипело.

Я выбирался иногда в ночи безлунной:

Морская соль, шумят вокруг меня буруны…

И крики чаячьи забыть не так уж просто.

Сижу на палубе один, со мной лишь звезды.

Богач ли я? Есть в закромах зерно,

Хотя принадлежит ли мне оно?

Его я не растил, не собирал,

И всякий рад сказать, что мышь – вандал…

Я прихожу во сколько захочу,

И ничего за пищу не плачу.

От пуза ем, и тут же, братцы, сплю,

Да. Я богач. Ловите! У- люлю!

Богач ли я? В саду висят плоды,