Андрей Ветер - Организм

Затем полёт прекратился.

Утро четвёртого дня наступало медленно. С неохотой проявлялись внизу очертания заснеженных холмов, словно кто-то лениво протирал запотевшее стекло. Мелкие резные снежинки суетливо вертелись в воздухе, цеплялись иногда за развесистые чёрные ветви высоких елей.

Увязая в глубоких сугробах и взбивая белые хлопья, проскакал всадник. Он размахивал рукой над головой и что-то выкрикивал. Навстречу ему выехало из-за туманных конусообразных палаток пять человек. Их фигуры казались неясными тенями с плещущими по ветру волосами.

– Солдаты уничтожили лагерь на Пыльной Реке! – гонец остановился возле пятерых всадников и принялся возбуждённо рассказывать им о случившемся. Чуть позже они вместе въехали в сонную деревню. Из конусовидных палаток появлялись люди, они кутались в одеяла и длинные бизоньи шкуры, некоторое бежали к жилищу вождя, где фыркал на привязи чёрный жеребец. Входной полог откинулся, громко хлопнув по ветру, и в серый утренний воздух шагнул невысокий человек в мягкой кожаной рубашке. На его плечах лежало красное одеяло. Распущенные длинные волосы каштанового цвета заметались на ветру.

ДБ, не ощущая себя, приблизился с порывом ветра к самому лицу этого человека и остановился, невидимый для людей, перед глазами вождя. В них, как в тёмном озере, отражалось низкое снежное небо.

ДБ ощутил, как в его несуществующем теле сильно застучало сердце. Он знал этого человека, он помнил его!

– Беда не заставила себя ждать, – спрыгнул с горячей лошади гонец, – солдаты напали на стойбище наших друзей. Вождь Две Луны ведёт к нам тех, кто остался в живых. Бледнолицые угнали весь табун, но воины сумели отбить почти всех лошадей обратно.

Снежное небо шевелилось ежесекундно, взрыхляемое белыми руками ветра, клубилось, не стояло на месте.

– Пусть женщины готовят котлы с едой, – распорядился вождь, – братья придут уставшие и голодные. Пусть приготовят носилки для раненых. Мы выдвигаемся навстречу. Я готов принять всех, кто пострадал. У нас они найдут кров и дружбу.

Загудели голоса, и в несколько секунд толпа рассыпалась по лагерю. В считанные минуты десять воинов на низеньких лошадках промчались через деревню, размахивая одеялами. Чуть позже ещё дюжина всадников повела за собой лошадей с волокушами.

ДБ разглядывал лицо молодого вождя, не отрывая глаз.

– Ташунке, теперь война началась? – услышал ДБ голос сбоку и проследил за взглядом вождя. Поблизости стоял взлохмаченный мальчуган с накинутым на плечи одеялом в синюю полосу.

– Война никогда не прекращалась, – ответил спокойно Ташунке, – но теперь она сделается ожесточённее, мой маленький друг. Позови своих приятелей в мой дом. Я хочу побеседовать. Скоро в нашем лагере прибавится людей, будет много забот…

Ташунке откинул большой кусок кожи, прикрывавший круглый вход в жилище, и, нагнувшись, шагнул внутрь. ДБ скользнул следом и проник в палатку прямо сквозь тугую стенку, ощутив густой её запах – дух обмёрзшей на морозе бизоньей кожи, впитавшей в себя дым костра.

Внутри царил полумрак. Посреди палатки подрагивало пламя небольшого костра, обложенного камнями по кругу. Сизый дым медленно поднимался вверх, где между жердями, служившими каркасом жилища, находилось отверстие-дымоход. В глубине палатки лежала, закутавшись с головой в тёплые шкуры, женская фигура. Ташунке Уитко обошёл костёр и опустился на меховое ложе рядом с женщиной.

– Тебе не легче? – спросил он, положив руку ей на голову.

– Легче. Кашель совсем унялся, боль в груди стихла, – ответила она, не меняя положения.

– Хорошо. Я рад, – он посмотрел на огонь.

ДБ остановился по другую сторону костра и сказал:

– Я давно мечтал встретиться с тобой, вождь.

– Я не знаю, кто ты, и я не вижу тебя, но я рад, что слышу тебя, – ответил индеец, не проявив никаких признаков удивления перед невидимым гостем, и ДБ заметил, что Ташунке не шевелил губами. Он разговаривал молча.

– Меня принёс к тебе мой сон, – сказал ДБ, – и я не понимаю, что за сила скрывается за этим.

– Сила повсюду одна. Она стоит за всеми нашими поступками, она руководит всем, что делаем мы и что делают с нами. Она устраивает наше будущее.

– Я знаю твоё будущее, вождь, – выпалил ДБ.

– Я тоже знаю его, – индеец продолжал спокойно смотреть на огонь.

– И оно не пугает тебя?

– Нет.

– Ты странный человек. Все Лакоты считают тебя странным, – прошептал ДБ. – Никто не знает, что владеет твоим сердцем. Ты всегда молчишь. Бродишь по деревне и молчишь. Люди привыкли видеть тебя безмолвным и не докучают тебе вопросами. Почему ты не любишь разговаривать?

– Почти все разговоры пусты. Люди произносят слова так, словно пересыпают песок из ладони в ладонь. Старики забавляются воспоминаниями, воины похваляются подвигами. Я не верю в слова…

Законспирированная толпа организмщиков высыпала из вагона электрички, и главный скомандовал следовать за ним. Из-под ног поднялась не по-осеннему жаркая серая пыль.

– В машины за-ле-зай! – донеслась команда, и они увидели перед собой три задрипанных грузовичка с крытыми кузовами, на которых с трудом угадывались выцветшие слова «Осторожно люди». ДБ, проходя мимо, плюнул на палец и с кривой ухмылкой поставил слюнявую запятую после первого слова.

Вот пару раз рыгнули моторы, затряслись машины и потонули в пыльном облаке, шумно дребезжа своими составными частями, давя беспризорных деревенских собак и куриц.

– И на фига они нас сюда припёрли? – спросил кто-то и смачно чихнул.

– Отдыхать, мужик. Отдыхать едем на курорт. Сейчас шашлычки навернём с красненьким, потом танцульки всякие, сельские девочки в простеньких юбочках и платочках… Настоящий сотрудник должен уметь жить! Представь, что попадёшь ты куда-нибудь в Нью, скажем, Йорк, а тебе ЦРУ для проверки подпихивает смазливую бабёнку. Не имея навыков, ты ставишь её на карачки и сию же минуту вздуваешь её, как телушку. Тут тебя и расшифровывают, потому как поласкаться нормально не умеешь, пошутить, поплескаться в ванной или в бассейне мраморном понырять голышом и прочее всякое…

– Кончай трепаться, – властно гаркнул другой голос из непроглядной пыли. – О женщинах после судачить будем, а сейчас попрошу боевой настрой держать.

Все тут же настроились по-боевому, потому что день близился к закату, а неясное завтрашнее утро намеревалось окунуть организмщиков в новую, энергичную, лишённую дурных привычек жизнь.

И утро не заставило себя ждать. Оно началось с многотрудной пробежки на десяток километров среди тёмных еловых стволов таинственного леса. Громкий топот тяжёлых сапог, напряжённое дыхание, скупое матерное слово. Затем всё ещё погружённые во мрак предрассветного воздуха, будущие супермены возвратились в длинный барак, где сбросили с себя взмокшие шмотки и помчались умываться ледяной водой. ДБ долго стоял перед лениво фыркавшим краником, из которого едва струилось, потом что-то напряглось в трубе, дёрнулось, брызнуло ржавыми кляксами на руки и на белый кусок нежно пахнувшего мыла.