Елена Ананьева - Южное солнце-3. С живой душой, в одежде камня

Іду «по трупах» бідаків…
Пліток і заздрощів гурмани,
Зрікайтесь СЛОВА, графомани!
Мистецтво… – не для жебраків!

В руці кинджально молодій
Тріумф вижалює аматор.
Не в ньому суть! Я – гладіатор!!
Я для трибун даю цей бій!

Для тих трибун, що, як впаду,
Мені пощади не просити…
Трибунне ревище: «Добити!!»
Мені святиться на роду.

По чьей-то неведомой воле
закинут я в залы дворца -
проснулся на царском престоле.
а я недостоин венца!
В боях за меня пропадают,
признания ждут и наград,
с мольбами к стопам припадают,
а я виноват, виноват…
Я пасынок, я самозванец,
едва я осилил букварь,
я в этой стране иностранец,
не бойтесь меня – я не царь!
Не лидер я, не повелитель,
погладьте меня – я не вождь!…
Но разочарованный зритель
готовится вбить первый гвоздь.

Перед тем, как уйти,
помашу я платочком.
Я – зелёный возьму,
как листок по весне.
Мой зелёный-зелёный,
мой изумрудный,
парусами на галс
поверну по весне.

И распустятся косы
по ветру, над волнами,
и укрою зловещего
дикий припев.
Пусть любовь пёстрой лентой
волшебного рая,
белых нот арьергардом
мчит вдогонку нам вслед.

Намотать не получится
косы на руку,
и пригнобить к земле,
разбередив фантазий накал.
Распрямляется лук,
как луна возрастает,
хоть колючи кусты, -
тайны лет охранят берега.

Нет покоя, не будет,
пусть в косы вплетает
голосов разноцветье,
намотанное на салют,
запах скошенных трав
и позёмка хмельная
наших дней чередой
над стремниной каскад
запоют…

А нагайка свистит,
погонять – погоняет,
а потом просит Бога
снять грех с окаянной души.
Роковой переправой
коней снаряжаю -
на просветах воздушных
на луках высоких
скачу вдаль в тиши.

Изумрудный свой город
с тобой разделила,
отворила старинные стены,
рвы закрыв лепестками
стихов…
что дарили и мне,
и сонет посвящали,
и поют снова песни
о Музе, хранительнице
скрижалей. Несу дальше свои -
в них заветные строки,
спасенье, призывы и боль.

Мелодия, звенящая несмело,
подхваченная налетевшим ветром,
уносит сердце в дальние пределы
в закатном освещении неверном.

Мелодию роняя сиротливо,
распущенные, словно косы, ветви
плакучая склонила низко ива,
прислушиваясь: может, кто ответит.

Мелодия запуталась в тумане,
поникла, как в осеннем поле колос.
Тоской невысказанной тихо раня,
похожа на печальный детский голос,

Поющий одиноко, нежно-тонко.
Закат дождем заплакал, догорая.
Мелодия коснулась сердца… только
коснулась. И заполнила до края.

Соткала Ананка-пряха
вихри черные тоски,
дни лихие, ночи страха,
снов безликие тиски.

В амбразуре горизонта
промелькнул багряный диск.
Вдоль невидимого фронта
прокатились капли искр.

На границе тьмы и света
кружат в танце День и Ночь.
В платье пепельного цвета
мглой змеится Мрака дочь.

Ветер хлещет, искры вертит,
вьются сполохи огней:
танец жизни, пляска смерти -
свет всё ярче, ритм быстрей.

Жрицы Солнца – желтый пеплос,
красный – дочери Огня…
Возрожденная из пепла
в небе вспыхнула Заря.

Осенний день встревожено румян,
черны столбы.
Бросаю хлеб голодным голубям
под шум толпы.

Безрадостный людской круговорот.
Невмоготу.
Так одиноко. Тени – хоровод
сквозь пустоту.

Терпеть тоску, что люто сердце жжет -
мне по плечу.
Путь избранный оценят в эшафот -
я заплачу.

Густой закат пронзительно румян:
я в нем тону,
Бросая, словно крошки голубям,
любовь в толпу.

Каждый миг пыткой, вечностью кажется.
Ветер гонит дожди оголтело,
великаны дубы рвет, как саженцы,
с корнем, словно садовник умелый.

С треском молнии хлещут по улицам,
вихрь несется от дома до дома,
речка дыбится, волны беснуются.
Стоны, крики, мольбы, грохот грома.

Сокрушительна мощь наводнения -
не сдержала стихии плотина…
За любовь, что короче мгновения,
я всей жизнью своей заплатила.

Сад полон птичьего щебета,
в озере тает звезда.
Так обнимать жадно-трепетно,
кто научил и когда?

Солнце в окно брызжет струями.
Кто же тебя научил
так осыпать поцелуями,
щедро, как сотня мужчин?

Нежности шелком окутывать,
в ласках встречая зарю,
кто научил так беспутного?…
Искренне благодарю.

Так иногда случается,
так иногда бывает,
лето всё не кончается,
в августе утопая.

Душное да горячее,
на облака скупое.
Травы допьют горящие
капли росы запоем.

Выжжены вихрем огненным
наши простые души.
Чем же мы были сломлены?
Что же вокруг всё рушим?

Сколько в сердцах отчаянья!
Будет ли весть благая?
Лето всё не кончается,
в августе утопая.

Ветер. Москва. Колокольня. Монах:
полы сутаны – два черных крыла.
Глыбой, внушающей трепет и страх,
храма громадина душу рвала.

Старый звонарь бил в набат что есть сил.
Кровью небесной залив облака
пурпур заката над городом плыл,
алые воды катила река.