Михаил Зайцев - Дорогие сердцу лица

Стожки соломы вороша,
Бросает их на прясла…
И, как Алена, хороша,
А с ней – совсем прекрасна!

Есть в запахе вечернего цветка
Печаль и тайна. И его вдыхая
И к лепесткам губами припадая,
Отметишь вдруг: а жизнь-то коротка.

Но запах сей душе не объяснишь.
И ум пред ним робеет. И в томленье
Вдыхаешь вновь. Всю жизнь его хранишь.
И длишь, и длишь летучее мгновенье.

Он смотрел на бегущие воды,
На холодный закат над рекой.
И текли друг за другом народы
Под его распростертой рукой.

Он не видел небес над собою —
Были слишком они далеки.
Над рукою своей и судьбою
Распростертой не видел руки.

Наша доля – чудна.
Наше небо – высоко.
Наша чарка – без дна.
А душа – одинока.

Распахали поле, посадили репку.
Выросла большая – с птичий ноготок.
Ели репку месяц, год и три недели —
Репка не уменьшилась ни на волосок.

Пригласили братьев из другой деревни.
Братья отказались, мы их привели.
Ели репку месяц, год и три недели —
Зубы искрошились, съести не смогли.

О друзьях подумали, те – не отказались,
Появились дружные, будто бы шмели.
Ели репку месяц, год и три недели —
Стали все белехоньки, съести не смогли.

Вспомнили о недругах, дали телеграмму.
Прискакали пешие, конные пришли.
Ели репку месяц, год и три недели
Про запас набрали, съести не смогли.

Рассердился дедушка и ударил репку.
Покатилась репка, словно колобок.
Ждали репку месяц, год и три недели —
Воротилась репка – с птичий ноготок.

О сколько о березах говорили!
А я хочу поведать об одной
Березе в Риме, да, березе в Риме,
О русской – с эмигрантскою судьбой.
Она стоит у самого фасада
Неонно-голубого кабаре.
И по ночам подпившие с досадой
Сигары гасят на ее коре.
Ей душно здесь! Ей хочется в Россию!
В деревню у Онежского, домой,
Где зимы – как полотна расписные
И где девчата пляшут под гармонь.
Ей не забыть, березке белоликой,
Когда проездом через Петроград
Во время революции великой
Ее увез помещик-эмигрант.
И здесь, в чужом краю, среди камелий
Привил ее. Все поливал водой.
Подкармливал. Окучивал… Лелеял
С угрюмою мужицкой добротой.
Хозяин умер. Годы подкосили.
Осталась одинешенька-одна.
И наклоняет в сторону России
Все ниже, ниже голову она…

И, душой в тиши теплея,
С удивлением смотрю,
Как глядит в саду камея
На вечернюю зарю.

А заря глядит на гроздья
Виноградного огня.
Виноград глядит на звезды.
Звезды смотрят на меня.

Буйный, бесшабашный
Ветер молодой
Загулял над пашней
И речной водой.

Силою играя,
Дури юной полн,
Пашнею по краю
Гонит стаю волн.

А над речкой узкой
Рассевает рожь…
Все это по-русски.
Только грустно все ж.

Сквозь камышовые кусты
Летя на чистую свободу,
Сазаньи чиркают хвосты,
Закатом поджигают воду.

А на зеленом берегу
На фоне пожелтевших пашен
Гадает девочка в кругу
Размельтешившихся ромашек.

В чем же счастье тогда на земле,
Если все, что со мною случилось,
Колобком от меня откатилось,
Затерялось в остывшей золе
Веры, славы, любви и восторга?!
Но ведь что-то осталось во мне,
Если в небо гляжу долго-долго
И читаю в его глубине
Знаки гнева и знаки привета?
Это ж выше, чем счастье, мой друг,
Ощутить приближение света
И ступить за очерченный круг!

Сквозь дым далеких лет,
Как луч прямого света,
Проявится привет
Любви… Откуда это?

Дыханье ждущих губ…
Какое счастье это
Гадать: кому был люб? —
Не находить ответа!

В урюпинской шали, бледна,
Была ты, как свет, молода,
И сани летели, и кони.
И наши пылали года,
Как двойка по алгебре в школе.

Под шапками белых берез
С тобой целовались до слез.
И снег был, и кони, и сани.
И крепкий глазастый мороз
Нам души смущал прикасаньем.

Но где это все, и куда
Умчались младые года,
В какие закаты, рассветы?!
…В урюпинской шали, бледна…
Но где ты, но где ты, но где ты?!

О грустное счастье, в бору
Смотреть одному на игру
Узоров на розовом снеге!
…И сани стоят на юру,
И кони застыли в забеге.

Не сомневаюсь
В искренности Вашей!
Скажу и нынче,
Годы отстраня, —
Нет и не будет
Солнечней и краше
Вас,
Не взглянувшей даже на меня!

Наконец-то душу отпустила
Боль глухая. Милая, прости,
Что не все, о чем меня просила,
Смог я в этой жизни пронести.

Ну а жизнь – прошла неясной тенью,
Вот и оказалась не в чести.
Ты прости мне все приобретенья
И прости, прости, прости, прости…

Веселый ветер треплет волосы,
Свистит в свирельки камыша.
И тишиной реки и голосом
Любимой счастлива душа.

И это жаркое купание,
И ближе некуда – глаза,
И губ сладчайших лепетание,
И дождь холодный, и гроза!

Не мерил
На чужой аршин
Любовь свою,
Твое доверье. —
Я просто жил.
Тобою жил.
По мере сил.
Но – в полной мере!

Вдруг падет звезда отвесно
В хрупкой мерзлой тишине —
В зимнем сумраке небесном
Улыбнется счастье мне.

И душа моя ответно
В хрупкой мерзлой тишине
Вдруг потянется, как ветка,
К поднебесной вышине.

А на небе сумрак злится
И не рад моей душе.
Но на землю опуститься
Ей не хочется уже.

Я иду по сыпучему склону,
Поднимаюсь к вершине своей.
На ладонях держу я икону
Богородицы, кланяюсь ей.

Труден путь мой и полон соблазнов
И порою казался игрой.
Ошибаясь во многом и разном,
Я в себе ошибался порой.