Михаил Зайцев - Дорогие сердцу лица

Ах, друзья, союз наш редок!
Сдвинем чарки напоследок
И отбросим разом грусть.

Мне пора! Но, бога ради,
Не подталкивайте сзади —
Сам тихонько доберусь…

Сквозь долгие века
Без видимого срока
Глядит издалека
Луна холодным оком
На мир зеленых трав
И ниву золотую,
На мусор вдоль канав
И суету людскую
Столиц, предместий, сел,
Холодностью смущая
И мертвым светом все
Живое освещая.

Меж дьяволом и Богом,
Меж раем и острогом
Метался человек.
В глазах его нестрогих
Жила надежда многих —
Но скоротечен век!

И он придумал сказку,
Веселую побаску,
Что сам себе судья.
Жил широко, убого,
У дьявола и Бога
Не слыл за холуя.

Бог возмутился: «Я вот!..»
Перекрестился дьявол.
Смешались правда, ложь…
Кто чист душой, кто грешен,
Издалека, конечно,
Уже не разберешь.

И человек взмолился,
И перед ним явился…
Такой же человек.
В глазах его нестрогих
Жила надежда многих —
Но скоротечен век!

Ветер хлещет с высоты —
Наземь падают листы.

Прижимаются к земле —
Подготовились к зиме.

Подготовились к терпенью —
Скоро осень, как всегда,
Незаметно хлопнет дверью
И задуют холода.

Набежит мороз наскоком,
Вскружит вьюга-помело —
Им тепло лежать под боком
У земли. И ей тепло.

Тропинкою степной
В разливах чабреца
Идут на водопой
Корова и овца.

Степной привычен путь,
Как жизненный уклад:
Овца отстанет чуть —
Корова косит взгляд.

Корова если вдруг
Свернет с тропинки, рог
Овца нагнет: «От рук
Отбилась и от ног».

Всю жизнь они вдвоем
У бедного вдовца…
А вот и водоем
В просвете чабреца.

Корова воду пьет,
Водицу пьет овца.
И свет с небес идет,
И нет ему конца!

Хоть за край света беги,
Задних не чуя ног,
И сам себя сбереги,
Загнанный в угол зверек.

Что ж ты, споткнувшись, опять
Сел в провалившийся снег:
Как же в тебя не стрелять,
Я ведь не зверь – человек!

И в густом лесу, и в редкой
Роще слышу все ясней
Голоса далеких предков,
Рыб, животных и зверей.

Слышу сердцем, чую кожей
Мир лесов, полей, степей.
Он и нынче нас моложе,
Он и нынче нас умней.

У слона, змеи, волчицы
И у солнышка в горсти
Не мешало б поучиться,
Как природу нам спасти
От самих себя… Но это
Ближе сердцу – не уму.
А пока летит планета
Стертым мячиком во тьму.

Река покрылась льдом.
Кружись в ней, не кружись,
А жизнь пошла вверх дном,
Другою стала жизнь.

Идет по льду рыбак,
Не аки посуху,
Поймать за просто так
Рыбешек на уху.

Пробурит крепкий лед.
И на зеленый свет
Рыбешка подплывет,
А света вовсе нет.

Несладко подо льдом
Барахтаться в воде,
Вся жизнь идет вверх дном,
Как, впрочем, и везде.

В повседневных трудах и заботах
О ночлеге, любви, бутербродах
Забывал он на небо взглянуть.
Прижимался к земле. И все глубже
В землю плотью входил. И все глуше
Покрывался забвением путь.
И, смешавшись с землей без остатка,
Облегченно вздохнул и украдкой
На далекое небо взглянул.

Там, в пространстве колеблемом, кто-то
Над своей бесконечной работой
Одинокую спину согнул.
К небесам прижимался. Все глубже
В небо плотью входил. И все глуше
Заунывную песню тянул.
В небесах растворясь без остатка,
Облегченно вздохнул и украдкой
На далекую землю взглянул.

Оторванный от неба и земли,
С издерганной, измученной душою
Стою понуро в солнечной пыли
Над малой родиной и – над большою.

Мне б от обиды крикнуть в небеса!
Но голос мой уже настолько дальний,
Что различимы больше голоса
Пустых надежд, напрасных ожиданий.

Мне бы упасть, лицом к земле припасть!
И захлебнуться бы слезою душной.
Но надо мною беспредельна власть
Всеобщего молчанья, равнодушья.

И у кого мне с горечью спросить
О том, как стал я холоден к народу
И через сколько пропустили сит
Мою необозримую свободу?

Мне бы спросить об этом у небес —
Но небеса унижены и смяты.
И вместо грома вездесущий бес
Устроил барабанные раскаты.

Мне бы спросить об этом у земли,
Но мечется земля, твердит землица:
«Сыны мои, ну как же вы могли!..»,
А что «могли» сказать, как мать, стыдится.

Домой придет – посмотрит колко,
Хмурной – уставится в окно.
Жена забегает – иголка
Сшивает жизни полотно.
– Чего разбегалась?
– Да как же?! —
На стул опустится без сил.
Сейчас он скажет, скажет, скажет:
«Да, не люблю. Нет, не любил».
Но он молчит. И вдруг украдкой
Посмотрит, выдохнет:
– Жена…
Ей так тепло и так ей сладко,
Что до озноба – холодна.

Полетим, полетим над чужою страной,
На других поглазеем, себя всем покажем,
Ну а то, что увидим, и Богу не скажем,
Возвратимся домой с окрыленной виной.

Что нам Запад и что нам Восток,
Ну, отметим для галочки: были в Париже.
И на ниточку памяти грустно нанижем
Сувенирную бусинку в русский рядок.

И продолжим Отчизну тихонько любить,
Позабудемся в прежних трудах и заботах,
А чтоб наши полеты совсем не забыть,
Нитку бус мы повесим на старых воротах.

Идущий берегом реки,
Смотрю на пасмурные воды.
Как одуванчики, с руки
Сдуваю дни свои и годы.

Подхватывает их река,
Несет к неназванному сроку,
Ну а душа издалека
Летит над водами к истоку.

В рассветный час закатным летом
Едва проснулась тропка, но
Нетерпеливым бересклетом
Уже стучит в мое окно.

Напоена прохладной влагой,
Трава прикрыла тропку, но
С упрямой детскою отвагой
Она стучит в мое окно.