Никита Самохин - Заряница

Давно наскучила зима,
И календарь пробит капелью,
Но хладносердные дома,
Привороженные метелью,
Прощаться с Марой [3] Мара (Марена) – в славянской культуре богиня зимы. не спешат,
Давно к ее примерзнув трону,
И, каждой льдинкой дорожа,
Надежно держат оборону,
Забыв мелодию тепла.
И мы с тобою позабыли,
Как свеж глоток апрельской пыли,
Когда звонят колокола
В сердцах из хрупкого стекла.

Я сорву с небес васильковых
Жгучий свет и сплетенье ветров,
И потоки вод родниковых
Камнем грянутся в пекло костров.

Я сорву с небес чужедальных
Сирых звезд леденящий огонь
И покой чертогов хрустальных,
Только молви, подставив ладонь.

Застыл ноябрь за окном,
Уснув на листьях мутной лужей.
Но снег живет грядущей стужей
И спеет в небе ледяном.

Теперь ему недолго ждать
Отрад в объятии сердечном
Земли, а после в танце млечном
Кружиться, тлеть и трепетать.

Коснулась кисть забытого холста,
Скользит заря теплом по окоему,
И нерадиво тает пустота
В моей душе, как утренняя дрема.

Теперь спалит рассвет в своем огне
Вчерашней книги прожитые главы,
И расползется медленно по мне
Твоей рукой начертанная лава.

Мне сон приветный отмыкает
Келейные врата
Туда, где сила колдовская
Душою принята.

Там то, что вечно явь скрывает,
Душа покажет мне,
Покуда нить сторожевая
Доверена луне.

Но лишь заря укусит морок
И вздрогнет горизонт,
Как сгинет звезд прилунный ворох
И чутким станет сон.

А я растаю в хищной лаве,
Покинув ключаря,
Чтоб ждать, когда на склоне яви
Покажется заря.

Не забывать – печальная отрада,
Но позабыть немыслимо уже.
И вязнет смог в проулках Ленинграда,
Как пустота в мятущейся душе.

Не расцветет в казачьем сердце клевер,
Прошла пора, как с белых яблонь дым,
Но душит сном и ныне черствый север,
Являя встречу с городом седым.

Раскудрявился Дон своевольный,
Пляшет зыбь в ледяной черноте,
И срывается берег бездольный,
Растворяясь в голодной воде.

Так и мне доведется однажды
Обрести неизбежный покой
И познать утоление жажды,
Став минувшим природы донской.

Как в краю туманов, охмуренных ленью,
Где не знают зори буйной синевы
И плывут закаты одинокой тенью,
Поживает лада – дочь степной травы?

Может, ей тоскливо, сиро на чужбине,
Может, одолела вековая хмарь?
Или тщетно бьется в жадной паутине,
Поминая слезно дорогую старь?

Но, видать, не плохо дело в чужедалье,
Коль не кажет носа в отчьей духоте.
И неймется только мне с моей печалью
Раствориться в прошлом да в пустой мечте.

Снова поле на рассвете
Наводнили голоса
И на скошенном вельвете
Закиселилась роса.

Волглой прели поволока
Проняла сухую рань,
И на скатерти востока
Возлегла рудая стлань.

Поле в золоте захрясло.
Даль морковная дрожит.
Обнимает стебли вясло [4] Вясло – пояс снопа.
В глубине степной души.

Но пройдет заранок вскоре,
Заметя свои следы,
Чтоб воздвигнуть в желтом море
Завтра новый храм страды.

Заснула река разлихая,
Укрывшись огнями домов,
И дремлет деревня глухая
Под проседью теплых дымов.
Дичает к дороге тропинка
В бурьяновой этой глуши,
Но горстку рождает крупинка —
Забытая всеми глубинка
Забытой славянской души.

Рассвета жду, сморенный темнотою,
И тишина потворствует тоске,
Но делит небо с бренною звездою
Еще луна, тускнея вдалеке.

И все же свет кусается, он рядом,
Он за собою тянет синеву,
А я, уже отравлен лунным ядом,
За юной дремой медленно плыву.

Испив молчание до дна
В тисках терпения сухого,
Отведай зелья колдовского,
Вернув ушедшее сполна.

Но постучав в чужую дверь,
Свою оставь пока открытой
И песне новой, неиспитой,
Без лишних слов уже не верь.

Вкушаю свежесть рощи белой
Под изумрудной сенью крон,
И дух весны, живой и спелой,
Теснит меня со всех сторон.

Но, как назло, не за горами —
Купала, жаждущий костров,
И позабытая ветрами
Зола ленивых вечеров.

Снег соскальзывал с карниза,
Бился оземь черствый пласт.
«Но в паденье нет сюрприза, —
Размышлял понурый наст. —

Вот бы этот снег вернулся
В небо тучею густой
Или солнцем захлебнулся,
Наслаждаясь высотой».

Только что-то не стремилось
К звездам крошево зимы,
Лишь покорностью томилось,
Как подчас живем и мы.

Мелькают свет и тьма, а я считаю дни,
Когда твои глаза изгонят яд разлуки,
Стирая череду напрасной воркотни,
Предчувствий пелену
и грим любезной муки.

Но знаю, не уйдет сыпучая тоска,
Останется со мною, спутница поэта.
И хоть сегодня ты мила мне и близка,
Ей выпало плутать в душе казачьей где-то.

Вечер ползет. Солнце к западу жмется —
Медленно катится к яме ночной.
Может, под звездами пекло уймется,
Вняв колыбельной росы неземной.

Только не сладить с палящею силой
Всем хладнопесенным звездным хорам,
Если зарю поднебесье вкусило,
Жалуя волю горячим ветрам.

Грядет зима – пора забвенья.
Вся степь готовится ко сну
И ждет снегов прикосновенья,
Чтоб в их зарыться белизну.

И хутора живут зимою,
Уже давно считая дни,
Когда метель седой каймою
Украсит чахлые плетни.