Андрей Варвар - Архитектура поэзии

это мой способ сказать, что я вежлив.

Над смертью победа сияет в любви:

искусству, религия, в сердце вложи

метафору жизни, не капельку лжи,

и про руки её непременно скажи!

А что мне весь мир – дымка тумана?

А что мне страна – заложник обмана?

А что мне богатство – жертва кармана,

когда обнимаю я трепетность стана?

А что мне весна, весь снег её талый?

А что, мне тесна грудь моя стала?

А что, погибает она? Воздуха мало?

Я не дышу: со мной счастье играло.

А что мне клубок горя Вселенной?

А что мне кубок мира нетленный?

А что мне сансара – круга бессменность,

когда я с тобой почти бессмертный?

А что мне лето, весь жар его бед?

А что, мне света не видеть сто лет?

А что, я ослеп? Потерян след?

Меня без тебя почти уже нет.

А что мне осень, весь шёпот листьев?

А что мы просим, поднимаясь ввысь?

А что, мы больше не пишем писем?

Умерла любовь. Потерян смысл.

А что мне зима, весь гул метели?

А что, мне она простынь стелет?

А что, мы вдвоём, хоть и песню спели,

наш плод любви и после смерти спелый!?

А что мне годы, что время, кончина?

А что мне погоды и бремя личины?

А что мне погоны и жизни причины,

когда я с тобой всецело мужчина.

В небес темноте огненный след,

в звезд полноте подлинный свет —

метеор в пустоте световых лет

плывёт в простоте былых бед.

Он врезается в сферу, сгорает,

он запасается верой, алкает

встретиться с твердью губами,

но его мрачное небо пугает.

Он видел в пути своём горе

и выбрал рабство, не волю:

он предал странника долю

и пал на любовное поле.

Один в жизни микрокосме,

но вот случай бросил кости:

обещает встречу с гостьей

и из гроздей ягод косы.

Он летит земле навстречу,

украшая блеском вечер.

Розой алой он замечен,

зажигает она свечи…

В могиле воздуха гибнет,

тлеет от любви изгиба,

он в печали неба сгинет,

если не вечности глыба.

Метеор исчезает,

так метеоритом не став.

Страсть умирает,

если не знает любовный устав.

В небес темноте огненный след,

в звезд полноте подлинный свет…

Метеор или метеорит?

Любовь никогда не сгорит!

Если я океан безбрежный,

что любит тебя так нежно,

то зачем мне сердце режут

скалы и камни, что между?

Что между водой и сушей,

что между мной и лучшей?

Если вам дано меня слушать,

знайте: зной океан не иссушит.

Ваши камни стирает вода,

ваши скалы подточит она:

та, без чего удушье и жажда,

та, что бывает в жизни однажды.

Вы против, а океан и остров

быть вместе желают просто.

Вода – символ безмерного роста,

и однажды она затопит остров.

Вы против? Самоубийцы.

Вода утопит, замажет лица.

Вы против? Весь мир с вами?

Не захлебнитесь своими делами!

Вы против? Вы против воды?

Но я наперёд считаю ходы:

ваши попытки – агония мата,

мира не будет, не ждите пата.

Вы всё ещё против?

А хоть раз были «за»?

Победит океан.

Так сказали глаза.

Скажи мне, струна, что без изъянов?

Ночью луна. И на той давно ямы,

красуются впадин великие шрамы,

открываются двери в смертные храмы:

буйные ветры пороков, несчастья черты —

эти рифы ненастья познаешь и ты.

Я не видел, увы, без страданий мечты,

без царапин и бед совсем нет красоты.

А что идеально, гладко, без ряби?

А что не тревожит небесные хляби?

Возвышенно чисто только ничто,

но в нём красоте не бывать ни за что.

А что же светило? На солнце есть пятна?

И даже звезда иногда неопрятна!

Твержу одну догму по жизни я внятно:

в красоте есть ошибка.

Это истинно свято!

Мы смотрели на реку,

в одном потоке находясь.

Мы были, как рыбы,

в одной сети видели связь.

Мы были единым,

живым организмом.

Мы даже лучи пропускали

через общую призму.

Мы были почти,

как два близнеца.

Мы были копией

мысли лица.

Мы были устами.

Они двигались в такт,

но от согласия скуки устали,

ведь слова одинаковы так:

– Эта река – наш дом, отчизна. Мы плывём по течению, но немного капризно!

– Эта река величава, протяжна, будто Нил; я бы в ней все чувства утопил.

– О да, я согласна! Я мыслю также: что рабства чувств бывает гаже?

– Не знаю, согласен, я об остроту их стекла резался дважды. Давай мы дружно «нет» им скажем?

– Давай, давай! Мы мыслим в потоке миллиардов капель. Мы оба пластичны, как медь.

– Постой, но, может, есть ещё реки?

– Брось! Есть только мы, а те – так, недочеловеки.

– И верно! Скользим мы по мысли единой воде, несогласные с нами, горите в огне.

– О как мы прекрасны в своей схожести! Мы так уникальны! Боже, прости, мы идеальны.

Копошатся две рыбы в единстве сетях,

они не узнают о тех путях,

что открываются рыбам из разных рек,

ведь только в конфликте и жив человек.

– У нас много общего?

– Коммунальная квартира идей.

– А может ли схожесть родить новых, уникальных детей?

– Но ты мыслишь, как я!

– И какой во мне толк? Я один твой страх обращаю в полк!

– Я мыслю, как ты…

– Что ж, тогда будь мне другом.

– Зачем?

– Чтобы мы страдали в одной Кали-юге.

Друзья!

В ваш диалог посмела вмешаться любовь.

Она не против дружбы,

но не любой

способен взять и просто другого любить,

ведь для этого прежде нужно врагом ему быть.

Друзья!

В ваших умах – сквозняк слабости,

вам для любви не хватает малости:

чтобы любить, искупайтесь в ранах вражды.

Ненависть, ты – любовь,

только чуть-чуть подожди.

Я люблю тебя!

Почему?

Потому что проклинаю твой образ мышления,

ненавижу твой страх и сомнения,

презираю духа свободы забвение…

В тебе я ценю от моего отличное мнение.

Любить – значит отличия видеть.

Любить – значит ненавидеть…

Купать тебя в красном вине,

забыв совсем о твоей вине.

Я бы выпил тебя: ты вино белое,

я бы вылил тебя, если б был смелый я.

Но вылить вино, когда любишь одно —

алкогольный вкус твоего поцелуя?

Я бы вылил себя, если бы жил,

совсем твоих губ не целуя.

Твой терпкий вкус, смешанный с ядом.

Сладкие губы: аромат мармелада.