Наталья Барышникова - Домашний кит

Кто ваял оглоблю впотьмах,
Кто ножи затачивал, кто боль –
Это левой рученьки взмах,
Что касается правой, изволь

Половицы во кухоньке перестелить,
Остроликих к совести призвать мышей
И пространство скитаний мирских продлить
Меж удушливых праведностью этажей.

И ты не спи в ночи, мраморная капель,
Не скули сквозь воздух, который густ,
Мы войдем в чернозем через оттепель.
И цвети, если хочешь, терновый куст.

Нежность, жалость – не порок,
Если шлют дурные вести –
Впал в отчаянье пророк,
Потеряв заветный крестик.

А всего-то от тоски,
От надуманной тревоги
Заскорузлые пески
Заняли его дороги.

И обочиной шурша,
Горделиво и коварно
Мы проходим не спеша
Нашу родину бездарно.

Пыльной вотчины спина,
Профиль юности, кокетство,
Где взрослеет глубина
И стареет твое детство.

Ты мог стрелу легко заправить в лук,
Но птица окаянная уснула –
Прикинулась жасмином. Обманула
И отцвела, не помня твоих рук.

А снег слепил сознанье, влажный, грузный.
Так электричка, бормоча «всегда»,
Все таяла. Так чистая вода
Просачивается через мед арбузный

И через мрак кремлевской тишины,
Где, что ни тень, то ладные курьеры.
Спасибо за письмо. За все пробелы
Непрожитой в который раз зимы.

То старец, то отрок, а то щенок
Ластятся, не касаясь ног.

Не соприкасаясь с жизнью земной,
Плачут, воркуют, скулят надо мной.

Вьются орленком над степью седой,
В клюве приносят кувшины с водой,

Дышат в затылок, а коль обернусь,
Всяк вопрошает, когда я вернусь.

По булгаковским местам
Ходит кот то здесь то там.
А потом по той Москве
Женщина летит в тоске.
Она знает наизусть
Боль проклятия и грусть.
А потом и в той Москве
Женщина живет в тоске.
Женщина – живей живых –
Строже псов сторожевых.
Женщиной Москва хранима,
Той Москвой, что так ранима…
Та Москва, что для веков
Рисовал Борис Мягков.

Снова мальчик войдет в алтарь,
Освятите его ребро!
Петербург мне подарит янтарь,
А Москва – серебро.

И смиренного горит свеча –
Не горят так в аду!
Петербург мне подарит печаль,
А Москва – чистоту.

Так молитва откроет итог
И святая вода.
Петербург мне подарит восторг,
А Москва – благодать.

Не осталось друзей и подруг,
И опала листва.
Поезда не идут в Петербург
И закрыта Москва.

В саду свежо, но скоро он
Сойдет с ума от зноя,
Где смуглый мальчик-фараон
Пьет молоко парное.

Напыщенная стрекоза,
Крылом не тронув крынки,
Таращит жаркие глаза,
Как нищенка на рынке.

Там торжество молочных рек,
Там груш златые горы.