Дарья Рундыгина - Рыжие строки. Сборник стихотворений

Мне говорят, что надо быть умнее,
Что мне не двадцать, нужно понимать!!!
И что стихи мои – не панацея.
Бумагу растревожила опять…

Мне говорят: «Опомнись, время вышло!
Пора встать на ноги и ими топать ввысь.
Впрягись капиталистами под дышло
Амбиций и давай трудись, трудись…».

Мне говорят: «Работай пятидневку!
Бросай извечное свое «то там, то тут».
И не тяни, не засидись-ка в девках.
Храни очаг, создай в семье уют».

Мне говорят: «Нельзя жить так, как хочешь.
Живи, как все, счастливой, как велят.
И не мечтай, не тай в слоистой ночи,
Не жди ни принца, ни царя, ни короля».

А я молчу, ведь кажутся пустыми
Стихи в ответ на душные слова.
Я жизнь плету заветами простыми:
За то, как проживу, отвечу я сама.

Настроение дурацкое —
Беспричинное и бабское!
Изнутри гремит оркестром,
В попе заиграло детство!

Хочется бежать куда-то,
Лакомиться сладкой ватой.
И по лужам топать глупо,
Твое имя крикнуть в рупор.

Хочется, как будто лето,
Без обратного билета.
Только бы опять живой.
Только бы с тобой, с тобой…

В жизнь лихую без маршрута
Убегаю в это утро.
Настроение дурацкое,
Беспричинное и бабское!

Мне в детстве подарили пианино…
Сказали: «Доченька, играй».
Я радовалась просто и наивно,
Как будто это – пропуск в рай.

Казалось, сяду – сразу заиграю,
Соседи все сбегутся на концерт.
Прошла неделя первая, вторая.
Аншлага у квартиры так и нет.

Пришлось учить арпеджио и гаммы,
Сдавать какой-то женщине в очках.
Реветь надрывно на руках у мамы,
Отсчитывая время на часах.

Так год за годом маялся ребенок.
Из чёрно-белых клавиш строя мир.
И наконец-то в музыкальной школе
Красный диплом директор мне вручил.

Мне в детстве подарили пианино
Сказали: «Доченька, играй».
И оказалось, лишь трудом и силой
Мы в жизни получаем рай.

Впала в детство. Ем ириски.
На качелях поднимаюсь к небесам.
Вспоминаю приключения Анфиски,
Рубрику читаю «Сделай сам».

Мультики смотреть не перестала,
Мелом расписала весь свой двор.
Может, я вообще не вырастала?!
Малышня! И кончен разговор.

Я катаюсь вновь на самокате,
Ножкой разгоняюсь от души.
Мне для радости мороженого хватит.
А «Мурзилкой» можно рассмешить.

«Ералаш» – любимый и прекрасный,
Хрюша и Степашка перед сном,
Яблоко, томат гуашью красной,
И игрушки, что разбросаны кругом.

Мне уже давно не пять, не восемь.
Только все осталось, как тогда.
Самокат, ириски, листья, осень…
Я теперь не повзрослею никогда.

Одиночество воет в ночи на распятом небе.
Я себя успокою: «Не надо, ведь все неплохо.
Не копайся в душе, там черт сломит, там, знаешь, дебри.
Там идти невозможно, и мысль тебе выйдет боком.
Не грусти, не скули, затянулась часами рана.
Не тревожь ее снова, забудь и сотри навечно.
Это, знаешь, случилось с тобою рано.
Но чем боль твоя чище – душа от нее человечней.

Посидим, помолчим, ты кого-то прижми покрепче.
Держи руки его, пожалей, как тебя не дали.
Может быть, от тепла хоть кому-нибудь будет легче.
Не тебе – так другому… живи по такой морали.

И с луною вприглядку хватай эту ночь, как хочешь.
В волосах успокой непослушный день цвета «медь».
За лугами, лесами, на пне среди мха и кочек
Все плохое оставь, что пока не смогла стереть…»

Слово мое безлико, слово мое бездарно,
Каждый звук в нем немой, каждый слог – безударный.
Горечь стихов моих Вам не сдалась и даром!
Осень, листва горит рукописей пожаром.

Слово моё слепо, слово мое глухо,
Слово мое прогоркло, слово мое протухло.
Слово моё никчемно, слово мое глупо,
Мухой навозной мысль жестью звенит над ухом.

Слово моё пленно, слово моё избито,
Строки стихов моих – треснувшее корыто.
Не удержали смысла, смысл прошел сквозь сито.
Строки мои – не гордость, части их – не молитва.

Слово моё померкло, слово моё сдулось.
Строки стихов моих бьются о стены улиц.

Мальчик мой, знай, что ты полюбил поэтессу.
Она будет писать о слезах, а как же иначе!
Она будет страдать так надрывно, как будто бы честно,
Только ты не сердись, мой хороший, мой миленький мальчик.

Мальчик мой, ты всерьез полюбил поэтессу!
У нее в голове лишь хорей, и ей все же до ямба.
И в безлунных ночах не находит приюта, места.
В ней за жизнь накопилось так много обид и яда.

Мальчик мой, полюбил, а она ни стиха и ни слова.
Все кромсает себя изнутри обрывками строчек,
Ее жизнь протекает и в каждой строфе все по новой.
А писать о тебе она может, но только не хочет.

Но неровными строчками лист от души опять исчерикан,
Снова падают слезы на белую в клетку тетрадку.
Она снова будет читать их с угрозой, надеждой и криком,
А ты путайся в сложных о смысле тех строчек догадках.

Она любит тебя, только пишет душой забытой
И плюется стихами, как будто шампанским горчащим.
Мальчик, радуйся, те, что в стихах, те навеки в титрах.
Она любит тебя, всей душой, так надрывно кричащей.

В ее строчках скопились ненужные залежи соли,
Бесконечный порыв все отдать на потеху людскую.
Если ты не в стихах, значит, ты все ж не сделал ей больно.
Она любит тебя, пока соль ей не даришь морскую.