Лилия Панищева - Где жизнь, там и поэзия души

Звон от ведра раздавался —
Брызги на тонкой руке.
Плыл и вокруг разливался
Зной, что пришёл налегке.

Хрупкие детские плечи,
Ноша – два полных ведра…
Те родниковые встречи
Были, как будто вчера.

В синекрылости волн утомлённого моря,
На бездонных просторах влекущей мечты
Я, познавший в миру столько боли и горя,
Всё ищу паруса неземной красоты.

В искажениях странных подлунного света
Неизбежность судьбы и безмолвие грёз.
Как же мне хорошо в безмятежности лета
Под безумством дождей освежающих гроз!

В уповании пылком томление сердца,
Безотрадность надежды на счастье без слёз.
Почему же к теплу, как к спасению дверца,
Не открылась душа в нестерпимый мороз?

Лишь в объятиях снов без гнетущей разлуки
Исцелится в восторге застывшая грудь;
И, целуя любимой лилейные руки,
В забытьи попрошу то былое вернуть.

Флейтой леса поёт птаха иволга.
Диким мёдом пьянит аромат —
Вязолистная нежная таволга
Тихо нянчит, волнуясь, свой сад.

В белопенных соцветиях кружевом
Зыбко тянется просека вдаль.
В небе сонном, зарёю разбуженном,
Чуть колышется облако-шаль.

Как влечёт красотой голубиною [1] Голубиный – кроткий, мягкий (голубиная кротость, голубиный характер).
Этот лес – от зари золотой,
Где за тропочкой ясной, недлинною
Вслед скользит горний луч молодой!..

Синий лес. Там, куда я ни гляну,
Колокольчиков тихий приют.
Украшая средь буков поляну,
Будто в сказку земную зовут.

На рассвете волшебного мая
Я войду в нереальность мечты —
В ароматность туманного рая,
Где стираются злобы следы.

Там лазурная трепетность взоров
Миллионов прелестных цветов,
Создающих мистичность узоров
Покрывала из вешних даров.

И в гармонии чувства с природой
Лечит душу божественный свет,
Одаряя желанной свободой,
Чтоб исчезло колючее «нет».

Дивный лес. Неизбывность печали
Всё зовёт в синеокую даль,
Где мелодии счастья звучали,
А прошедшего не было жаль!..

Уже темно. Глядит в ночи луна,
Как ветер тучи разгоняет.
Душа томится в сумерках одна,
Прелестных звёзд не замечает.

Суровый мир. Хрустальная душа,
Которой можно любоваться…
Она молчит, тоскуя, чуть дыша:
Ей с ним вовек не увидаться!

Уныла жизнь – былого нет тепла,
Сердечной нежности, той ласки…
И нет любви – разбитою ушла,
Не подарив желанной сказки.

Сгубило одиночество вдвоём —
В нём чувство было столь ранимо!
Душа утешит: «Памятью живём…
А счастье… пролетело мимо!»

Как же тихо плывут облака,
Сокровенною дышат свободой!
Дымка в небе прозрачна, легка,
Не гнетут её немощь с невзгодой.

И, волнуя предмайским теплом,
Свет от солнца обнимет любовью,
Чтобы слиться в луче золотом,
Раствориться живительной новью.

Налетит чернокрылая ночь —
Вновь покажутся звёзды-слезинки.
Дымка скорбная – горняя дочь,
Уходя вверх, оставит росинки.

Непостижимость вечности гнетёт,
Волнует откровение пред небом.
Сейчас былая святость не живёт,
Не все поделятся остатним [3] Остатним – последним. хлебом!

Где аморальность огрубевших душ,
Непостоянство, зависть и раздоры,
Там ложь и горе, мертвенная глушь,
Плодящие погибельные ссоры.

Прельщает изворотливость ума —
Гнилой апломб в желании наживы,
Что полностью наполнит закрома —
Роскошества безумного нарывы.

Здесь алчность неуёмного дельца
И звон фанфар неправедной победы,
Когда возносят подлость наглеца,
Который, улыбаясь, множит беды.

Святой Отчизны жертвенная грусть,
Задумчивость ласкающей природы…
Я помню русскость песен наизусть,
Пленительность и силу их свободы.

Когда растает снег,
Уйдут, грозя, метели,
Весны услышу смех —
Весёлых птичек трели.

Зарницы-паруса
Обнимут небо лаской,
Унылый мир сразя
Ожившей алой сказкой.

Приветит всех цветок
На маленькой поляне,
Пробьётся ручеёк
В дурманящем тумане.

Увижу лунный свет,
Закаты золотые,
Тот звёздный менуэт…
И очи голубые.

Стеклянный мост, сияя между нами,
Пугает беспощадной красотой,
Колышется под робкими шагами,
Как будто разлучает жизнь со мной.

Толпе, спешащей хмурою гурьбою,
Нет дела до обманных хрупких грёз,
До тех, кто, избалованный судьбою,
Парит в мечтах, чужих не видя слёз.

Взовьются прочь усталые пылинки
От магии блистательной игры,
Украсят мост стеклянные крупинки
Виньетками слепящей мишуры.

Уходит алость неба, не спеша,
Лучом остатним посылая нежность
Той речке, что была столь хороша,
Даря всем упоительную свежесть.

Но налетели с вихрями дожди,
Чтоб остудить просторы голубые.
Сказала осень горькое «прости» —
Притихли вмиг пичуги озорные.

Померкла в огорчении река,
Опали с ив листочки неживые…
Зима идёт. Она пока робка —
Ещё горят восходы золотые.

Скоро-скоро слетятся снежинки,
Принаря́дится скромно земля
И на гроздьях озябшей рябинки
Слёзы-льдинки застынут звеня.

А пока лишь промозглая сырость,
Безотрадность угрюмых полей,
Ожидающих зимнюю милость
У незримых воздушных дверей.

Вот, мрачнея от лютости стужи,
Закружилась белёсая мгла…
На дороги, на мёрзлые лужи,
Опустившись, тревожно легла.