Александр Сороколетов - Анатомия корабля. Путешествие в себя

И пусть законы загоститься нам здесь особо не дают
Этажность мыслей только снится – не по наитию я тут
И с фатализмом ждущих казни, когда прикажут цепенеть
Я буду вешними глазами на этот зимний мир смотреть…

Нет, не лампа Аладдина – просто лампа на столе,
Чудо мне необходимо, пусть не в жизни – хоть во сне.
Обмани меня, природа, подшути же, маг-ловкач,
«Здесь поможет только чудо» – мне сказал знакомый врач.
Я готов, о царь иллюзий, так раскинь же свой мираж!
И давай-ка без прелюдий настоящее замажь
Толстым слоем, верным чудом одурмань и захвати —
Я без чуда не сумею… не смогу вперёд идти.

В детстве каждый велосипед – звездолёт,
Любая безделица – клад,
За каждой дверью нас чудо ждёт,
И всякому чувству рад.
И мир закрывали лишь окон створы,
Сокровища за углом,
Любому пирату могли дать фору,
И сок превращался в ром!
И кто космонавтом в далёкий космос,
Кто гонщиком в пыль дорог —
Во двор убегали всегда без спросу,
Любой находя предлог.
Мечтали о шрамах и славных битвах,
И каждому грезилось, как:
Щетину сбривая отцовской бритвой,
Советский поднимет флаг.
И так же отдав долг великой родине,
Вернётся героем в дом…
Что же ты, время, творишь с героями —
В стаканах не сок, а ром.
И двор разнесли-застроили,
Здесь больше не ищут клад,
Город мерцает миллионом окон —
Миллионом своих блокад.

Малому снится великое,
Великому – отражение,
Бабочке снится вечность,
Камню снится движение.

Прохожему видится памятник,
Которому снятся встречи,
Ночи самой – рассветы,
Солнце же видит вечер.

Снятся подушкам головы,
Ну а морщинам – лица,
Снится медведю логово,
А журавлю – синица.

Снятся проказы детям,
И самолёты – звёздам,
Снится всё всем на свете,
Спи же – пробило «поздно».

И пусть снится полю ветер,
Снегу – песчаный пляж,
И космонавт – планете,
Мрачной темнице – страж.

И, может, тебе приснится
Глупый наивный сон:
На волке царевич мчится,
Как в сказке, в тебя влюблён.

И будут моря в пустыне
Небо с землёй мешать,
Ночь вряд ли запомнит имя,
Но стоит ли возражать?

Ведь мы же всего лишь люди —
Книги мирской страницы.
Снятся долинам горы,
Пусть нам приснятся птицы…

На что мне горы? – выпуклые бездны
Я, страха полный, лезу снизу-вверх
И обдувает ветер стан (помпезно)
Я больше становлюсь!
Я человек с приставкой – сверх!
Мне покорились грозные вершины
«Я всё могу!» – слетает в этот миг
Нет предрешённости! Судьбу вершим мы!
Я смысла жизни ощущаю пик.
Вдруг налетает ветер, нагнетая бурю
Метель, бушуя, холодит виски.
Но я спокоен, истину большую
Познал, и страхи стали не близки.
Размах ужасен, вздыбилась природа!
Я на вершине, словно на коне
И не объезженная, дикая порода
Никак не хочет покориться мне.
И тут удар! Я отпускаю вожжи
И в пустоту срываюсь так некстати
Но не тревожусь – утро мне поможет…
Я просто снова упаду с кровати.

Жизнь набрасывает дни на удлинённые пальцы Дали
Ночь скрывает беспечность Моне и Шагала
И штормит Айвазовского в море любви,
И Куинджи блистает зелёным овалом.

И Малевич нам на ночь малюет ночник
В виде чёрной бессмысленной сферы.
Робинзон доживает один свои дни —
Остров комнаты принял размеры.

И в глазах у Толстого – наш маленький мир,
Ярко-синий, спасённый Ремарком.
И Булгаков с Ахматовой вместе сидят,
Нити белые снова ткёт Парка.

Пётр с Грозным всё спорят, Россию ведут
А Высоцкий их мирит и лечит,
Бродский Пушкина томик на полку кладёт,
Достоевский всё ставит на нечет…

Как это скучно – ждать
Пока нам прикажут спать
Выйдет и наш черёд
Ногами уйти вперёд.

Как это нудно – жить
Кем-то кому-то быть
Чем-то пытаться стать
Верить, во что – не знать.

Как это мелко – судить
С ближними дальним быть
Чужих не заметить бед
Нести только страх и вред.

Как это тошно – выть
Яму надеждам рыть
Всем постоянно врать
Больше чем нужно, знать.

Как это грустно – бить
Тех, кого мог любить
Пройти сквозь свои года
Молча и без следа.

Как это просто – отсечь
Жизнь под замком стеречь
Памяти лист стирать
Эти стихи писать.

Как это трудно – решать
Всё, что своё – отдать
Всем, кто не прав – простить
Злобу в себе гасить.

И изменив сюжет
В ком-то увидеть свет
Кому-то дорогой лечь
Чьи-то мечты сберечь…

Ну наконец-то я могу писать!
Как долог путь в пустыне безыдейной,
Как ночь длинна – когда пуста кровать,
Как труден старт без бодрости кофейной.
Я так скучал по шелесту страниц,
По этим странным и далёким темам,
Благодаря за перья паркеровских птиц,
Я запустил поток чернил по венам…

Мой чемодан чудес
Нынче совсем исчез…
Раньше я в каждый бой
Чудо носил с собой.
Чудо, да не одно —
Их там полным-полно
Было, и в трудный час
Он помогал не раз.

В нём я хранил мечты,
Позже жила в нём ты, ы
Радость надежд, любовь
В нём оживали вновь.
Но я умнел, взрослел,
Верить уже не смел,
И чемодан чудес
Сам по себе исчез.

Нынче не меньше бед,
Но чемодана нет,
Нет и мечты – есть боль,
Вечные ссоры с тобой…
Хочется иногда
Мне убежать туда,
Но чемодана нет —
В детство потерян след…

Черноголовый небосвод над пыльным облаком склонился
Нахмурил брови чародей: «В такую ночь, мол, жди беды»…
И полетели звёзды вниз, чтоб старый мир преобразился
И звёзды выросли в людей, упавши в землю с высоты.

И люди-звёзды разбрелись, чтоб поутру смешаться с людом
И попытаться вновь внушить добро, любовь и красоту
Чтоб братья снова обнялись, а сёстры завязали с блудом
Чтоб каждый вспомнил времена, когда не знали пустоту.

Но утром люди просыпались и разбегались кто куда
Хоть звёзды вслед им устремлялись, те ускользали как вода
Все торопились, все кричали, никто и слушать не хотел
О красоте, любви, начале – на каждом панцирь срочных дел.

И звёзды начинали гаснуть, их голос в суете стихал
Их не услышат… всё напрасно… народец звёздный слишком мал
Его растопчет – не заметит мир исполинской пустоты
И черноглазый ворон-ветер их будет звать до хрипоты.