Анна Ильина - Матрица

Аркады радуг, перламутр туманов
без хмурых низких туч над головой.
И всё же ждёшь чего-то беспрестанно,
поскольку август – месяц роковой
не только для страны тревоги нашей —
приметили уже за много лет.
Ответно на сюрприз споём и спляшем.
и даже можем станцевать балет.
Дефект системы. Это всё похоже
на зАмки из сыпучего песка,
движение вперёд к беде, быть может,
где круг замкнёт подспудная тоска.

Ночное тарахтенье козодоя,
заведомая свежесть от пруда
и небеса с размытою звездою
уже не повторятся никогда,
однажды канув в долгие пределы.
И всё быстрей прядется жизни нить.
И ничего-то с этим не поделать.
И ничего в себе не изменить.
А недоосознание утраты
(или утрат) от боли сохранит.
Больничные палаты. Невозвраты
в могильный, обращенные, гранит…
такое же расхристанное небо.
Мохнатый колокольчик сон-травы,
и вписанная в вечность быль – что небыль
такая непонятная, увы.

Встречай мазки небесной просини —
переразлив на всю страну,
рубин варенья, запах осени
и золотую тишину,
но и в тиши не всё нам ладушки
и груз работы не забыт,
поскольку сын России-матушки
запрограммирован на быт,
заботы праведные мирные,
когда заполнят всплеском дни
рябины листья ювелирные,
осин багряные огни.

Отмена на табу воспоминанья
в отшельничестве брошенных садов.
Прозрению предшествует страданье,
бессвязные осколки снов и слов,
невечных чувств.
Счастливый поворот
возможен,
где-то и закономерен.
Утешься врачеванием забот:
то Новый год, то лес, то огород
и город, что на карте одномерен,
там, где рассветы оставляют след
в заветренных жиых нагроможденьях
и все устои сводятся на нет
в исканьях, забываньях, заблужденьях.

Старые дали, новая небыль.
Снежные птицы, парящие в небе.
День наступивший сквозит без преград.
Всё ничего, не считая утрат,
и понимаешь посконное счастье:
летопись снега, луч солнца в ненастье —
всё не впервой и по сути – пустяк,
стереотипов захватанный стяг.
Прежние страхи без изменений.
Нзамутнённая цепкость видений.
Синие тени. Над головой
крутится – вертится снег перьевой.

Бессменные звёзды, как искры точь-в-точь.
Повсюду царит доадамова ночь.
Высокий не гаснет огонь на ветру.
И ангел-бродяга подходит к костру
небесными силами сосланный в глушь
латать тишиною надорванность душ.

Думать о том, что уже никогда не случится,
что изменились знакомые с юности лица…
в предуготованность дня переходит рассвет.
Листья рождаются, крепнут и вновь опадают.
Поутру в сонную голову мысли взбредают,
Что между жизнью и смертью и шага-то нет.-
Ну, наконец-то, с тобою мы в этом едины.
Претендовать на идей философских глубины
в мыслях не смея, наивность потуг сознавать…
старые боли проходят в прострации мирной
и в рукаве не припрятано карты козырной
и на нападки врагов глубоко наплевать.
Но и врагов всепрощенье – плохая примета.
Лучше не помнить о многом. И всё-таки это
наполовину пустой или полный сосуд?
Глуше и глуше иссякшие отзвуки лета,
посвист ветров голубых на все стороны света,
рядом незримые вороны вахту несут.

Ангельский покой, порой, тревожит.
Каждый портит жизнь свою, как может,
в праздники и в будни ради них —
искренних намерений благих.
А осуществятся – сам не рад:
вот она – дорога в самый ад.
Иже не всегда даётся срок
вынести из прошлого урок.

И мы не навсегда под лунным светом.
И молодость пройдет «как с яблонь дым».
Старания не делают поэтом,
а делают несчастным и больным,
к галерной не настроенным работе.
И хочется на всё махнуть рукой,
чтоб жить попроще – на автопилоте.
Любая неудача – друг плохой.

После жизни авральной – да в кОму
на ноябрь, не на множество лет.
«С понедельника всё по-другому» —
виноватейший искренний бред.
Покаянье в неспешной Отчизне
и отрадно и ныне в цене.
Жизнерадостность в тяготах жизни —
это, братцы, уже не по мне
в эпизодах спектакля большого
о дыхании скорбных небес,
где статист ежегодного шоу
с онеменьем идет не вразрез.

Детей поднять, себя не уронить.
Доверие, любовь – казалось б просто,
но мы с тобою в мире не одни.
Как Робинзон не спрячешься на остров.
Всю жизнь игра по правилам чужим,
по выверенным, что довольно строги
как санкции иль визовый режим,
российские державные дороги,
где есть резон от прочих не отстать,
как все – то прозревать, то заблуждаться.
Нам в стаях жить и в стаях умирать,
а в городе никак не затеряться.

Ты не последний и не первый.
Не раз отрёкся Пётр неверный —
библейский, в общем-то, пророк
и всем апостолам апостол,
но «фейс» об «тейбл» – мордой об стол —