Александр Павликов - Басни и анекдоты XXI века. Том VIII

другого не найдешь.

Сказал великий – а ларчик просто открывался,

Да только вот как ларчик открывать, на самом деле,

Из смертных ещё никто не догадался,

Чтобы не дай бог, не поскользнуться, не упасть, все жили и

только под ноги себе смотрели.

Напишем хронологию позора, как человек те басни,

Что для него написаны, внимательно читает.

Пока Крылов обедает, и плотненько покушал,

Наш человек уже патроны к револьверу запасает.

И грянула одна война, потом уже нагрянула другая,

И революции одна, ну а по её стопам кровавая, иная.

И друг за другом, чередой, почти без промежутков и отрыва,

Начитанный, натасканный, аж с детства, на баснях человек,

воюет и бунтует, почти без перерыва.

Вот уже пятый – девятьсот, как революция, так и война,

Потом 14-тый и мировая, потом 17-ый, и революция пробила

мир до дна.

Вот 33-ий и фюрер книжку написал, не басни, но мир читает,

как читал,

Вот 41-ий, вот 45-ий – он, слава богу, проиграл.

Кто говорил, что басни для народа, и чтобы их народ читал?

Что они учат, может быть добру, тот вам, наверное, наврал!

Часть люда стоит на баррикадах, другая – обезьяна и очки

читает,

Часть публики читает про квартет, другая часть в неё уже

стреляет.

А попрыгунья стрекоза всё мёрзнет, и запотели зенки,

А кто-то в тюрьмах, и на каторге, а кто уже у стенки.

А кто уже ещё далече, а лев всё очень кушать хочет,

Ягнёнка тащит в лес, тому от этого не легче, его там заморочат.

Весь мир сошёл с ума, от войн, от революций, смут,

Как будто басен не читал, пока народ на поле боя, и

в застенках, в лагерях.

Герои басен живы и здоровы, и как один, все тут,

Не умереть им никогда, и не погибнуть, на боевых, и

революции полях.

Да ладно, оставим классиков, святых и гениев, одних, в покое,

Не изменили мир они, и лучше он не стал, как не старались,

я не скрою.

И что читает публика, а кто-то пишет для неё нравоучения,

Той публике плевать, она на грабли наступает снова, получит

снова шишки, войны и революции, гробы, страдания, мучения.

И знает человек, и чувствует, что он как винтик, временщик,

И бесполезная деталь, на свете проживает.

И полностью быть может это сознаёт, но только лишь тогда,

Когда на век, навечно засыпает.

Не может ничего он изменить,

И вырваться из этого порочного, земного, обыденного круга.

Вращается он в нём, как и в Сансаре, живёт он просто,

проживает жизнь,

И крутиться он, бегает по кругу.

Его заботы ежедневные и боли,

Заботы и старания лесной зверушки, животинки,

собой напоминают.

Старается зверушка жить, но выше головы не прыгнет,

Как сделать этот подвиг, она пока не знает.

И вот собрались как-то две зверушки,

Вернее птички, матушки-кукушки.

Одна другой все жалобы на жизнь, и на судьбу,

все разом рассказала,

Мол вот не уважают, и не любят, гоняют, платят очень мало.

И дети уже бросили, никто ничем бедняжке ей не помогает,

Все крылья обтрепались, прохудились.

Уже как раньше она и не летает,

И все наряды, украшения поблекли, облупились.

Подруга тоже ей уже и про себя,

Все жалобы, до самой, до последней, рассказала.

И так сидели обе, и на ветке, друг другу жаловались,

Одна другую торопилась и перебивала.

Соревновались как бы, кто же, кому, похуже, пострашней,

страсти о себе расскажет,

Кому же хуже, всё таки из них, и горше жить, чем

остальным, докажет.

Так доболтались, что не заметили, как подошли

какие-то мальчишки,

И закидали их камнями, разбили в кровь, оставили

царапины, набили шишки.

Так вот, ты как дурак, сидишь на ветке,

Жизнь и судьбу свою дерь_ _м и грязью поливая.

Что будет хуже, уже через минуту,

По глупости не подозревая и не зная.

Конечно, трудно жить в грязи, в нужде, когда ты прост и

недалёк,

Борясь за тёплые места и пирога кусок.

И думать о материях высоких,

Об идеалах, истинах и звёздах, недосягаемых, далеких.

Но всё же, люди, вам негоже ползать по земле,

Монетки судорожно из грязи поднимая.

А надо бы хоть иногда, поднять бы голову, вверх посмотреть,

Тянуться ввысь, да хоть бы даже и на цыпочки вставая!

Всё может произойти в 17-ом году,

Любая революция, так как бронепоезд стоит на запасном пути.

И по всей видимости, ещё и на ходу,

Да и от судьбы и фатума, не скрыться, не уйти.

Бывает, кто-то так приелся, примелькался,

Так знаменит, в кругах определённых.

Что уже Лениным Владимиром Ильичом, с восторгом назывался,

Тем более, что и Ильич бывал в местах, но очень отдалённых.

И ни сам вождь, да и великие заслуги, тут, конечно, не причём,

Он как расхожий и знаменитый персонаж, пусть вспоминают,

ему всё ни по чем.

Кому-то просто он на язык попался,

И за неимением другого ярлыка, кто подвернулся,

тот так и назвался.

Когда же человека в теле, уже и богом называют,

То плачут или радуются при этом?

Или уже «туда» вещички собирают?

Так как неизвестно, может прибудут с Олимпа за ответом.

Что следует за этим, достиженья отмечать?

Или пора уже и за гордыню отвечать?

Никто не знает этого, и очень редко, вслух, людей

богами называют,

Не очень как бы и тактично, на небесах, там боги пребывают.

А ты, кто принял это на свой счёт, и как бы загордился,

Своею значимостью, а может быть даже и талантом.

Запомни, ты всего лишь человек, и нос не задирай, а то

забылся,

Сам знаешь, кончится чем, и отгадай, кто будет палачом,

ну или секундантом?

И вряд ли, чтоб в одном лице, и бог, и Ленин, смогли бы

уживаться,

Но если личность так сложно раздвоилась.

То иногда всё может в человеке, противоположное

даже соединяться,

Главное, чтобы при этом там, в голове всё на месте

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.