Елена Капитанова - Начало

Ты говоришь о смысле бытия
Пространно, долго, сложно. Знаешь, я
Однажды у звенящего ручья
Сидела, наблюдая в тишине,
И мир у ног моих открылся мне
Во всей своей щемящей новизне.

Я видела, как гибкая трава
Теплом светилась и была жива,
Как щупальца морского существа.
Жива вода, и ею жив ручей,
И мошкара, звенящая над ней,
И ловкий, деловитый муравей.

Мне было мало лет, а мир – так прост.
И весь он был ответ, а не вопрос.
Земля дышала силой летних гроз.
И жизнь одна была – во мне и вне.
И столько разных смыслов было в ней
В одном лишь бесконечно длинном дне.

Ты говоришь о смысле бытия.
А я —
Хвоинка из того ручья.
И смело плещет жизнь через края,
И каждая секунда в ней – моя!

Настроить
себя как приёмник.
И строем
звенящих нот
пускай день за днём идёт
вперёд.
Всё в норме.
На частоте тридцать шесть
и шесть
играет проверенный временем
оркестр.
и голос диктора мерно спокоен
до одури, до оскомин,
до нервного стука в висках.
Ах,
к чёрту всё!
Выкрутить тумблер
от «благоразумный» к «безумный».
И там, на иной частоте,
сквозь шум зазвучат голоса тех,
кого так ты так долго искал в темноте.

Без тебя у меня пригорают блины,
Жмут ботинки и снятся дурацкие сны.
И к кому мне бежать с приболевшей душой?
Мне холодной приходится быть и большой.
Я должна рассуждать про земельный налог,
Темноты не бояться, смотреть в потолок
И, когда тишина, слушать скрип у двери
И тушить, и тушить то, что тлеет внутри.
Ждать в тревоге, что стрелки сойдутся вверху,
И в несвежей газете читать чепуху.
И, дождавшись, в твой мир затаённый нырнуть
И узнать тебя снова, и снова вдохнуть.

Люди выныривают из маршрутки,
словно парашютисты на старте.
Чьи-то острые скулы погружаются в воротник.
Суровые. Приглядишься – ну точно воины древней Спарты,
дыша облаками, движутся напрямик.

В такой нечеловеческий минус
становится вдруг особенно важно
идти прямой дорогой, без лишних слов.
И каждый становится ненадолго как будто и честней, и отважней,
и больше ценит дружеское тепло.

Бесцветные усики незнакомки,
что топчет валенки нетерпеливо,
заиндевели, искрятся во всей красе.
Я удивляюсь и сомневаюсь, но всё же это и впрямь красиво
и вряд ли встречается в средней полосе.

Становятся женщины странно-прекрасны,
публично отрёкшись от стиля и моды
и намотав на себя двадцать пять платков.
Мы вновь просты, чисты и забавны, как беззаботные дети природы,
освобождённые от оков.

Стать солнечной тончайшей тетивой,
натянутой от облака к подушке.
Коснуться кожи, прошептать на ушко:
«Ты мой».

Остаться образом в последнем хрупком сне,
рассеяться в рассветной акварели.
И пусть поманят каблучки капели
к весне.
И дальше жить, как будто нет чудес,
но в сотый раз тебя случайно встретить
и на вопрос тревожных глаз ответить:
«Я есть».

Я люблю бродить через дворы —
Ломаные линии горы
В городе, где много детворы,
Где играют в мяч и жгут костры.
Свист качелей звонок и высок,
Жёлтых одуванов горький сок
Пачкает лицо и поясок
И в санадалях шелестит песок.
Я как путник из иной страны,
Где игра и смех запрещены.
Только мне, как прежде, снятся сны,
Те, в которых птицы и слоны.
Я когда-то в этом жил краю,
Но теперь почти не узнаю…
Друг, возьми меня в игру свою.
Я совсем забыть её боюсь.
А когда подступит темнота,
Попрощаюсь и уйду туда,
Где заботы, хлопоты, счета.
Только в сердце будет теплота.

Слегка пьяна, взволнована, легка,
Любовница курчавого поэта,
Танцует осень на поминках старика —
Болезненно-удушливого лета.

Прохладой веет от её волос,
И в пёстрых юбках заблудился ветер.
Танцуй, красавица, тебе так много слёз
Судьбою уготовано на свете.

Но это после. Нынче не остыл
Ещё сентябрь и веселится осень.
Взметнулись юбки! Боже, что за стыд —
Она уже наряд готова сбросить!

Не знает, глупая, что ей недолго ждать.
Придёт другая, холодней и строже.
Ей царствовать. Тебе же – лишь плясать
И для неё готовить трон и ложе.

Под самым потолком,
Свернувшись узелком,
Трясусь, трясусь по рельсам три часа.
Вагон набит битком,
И все сидят молчком,
А я давно не верю в чудеса.
Но кажется сквозь сон:
Внизу обрыв и склон,
И ветер носит эхо между скал,
И мне пятнадцать лет,
И слишком яркий свет.
Ты рядом. Ты давно меня искал.
И густо-красный шёлк,
И в голове стишок
Из детства, навсегда проевший мозг.
И где-то далеко
Внизу пасутся ко…
И к нам наверх таджики строят мост.
И если шаг назад
И вдруг открыть глаза —
Опять вагон с усталыми людьми.
А если в бездну шаг,
То может быть и так,
Что навсегда, навеки в этот мир.
И вот уже стою
У кромки, на краю
И вниз смотрю – там небо вверх спиной.
Готова сделать шаг,
Сказав «да будет так».
Я струсила. И я вернусь домой.