Сергей Фомичёв - Стрекоза на палубе

Кто просто одурел от славы,
Ему нельзя уже быть слабым,
А кто-то чахнет на скамейке,
Считая бренные копейки.
Нам всем чего-то не хватает.
Когда в солдаты забирают,
Мы жаждем тихих, мирных дней,
То тьма вокруг и нет огней.
Нам не хватает даже сил
Добраться до родных могил.
Старушке Бога не хватает,
Идёт, ногами заплетает,
А рядом носится юнец,
Выпрашивая леденец.

Мой друг сказал, что ему жалко,
Что нерест в мае, нет рыбалки,
Что в атмосфере в воскресенье
Нет постоянного давленья.
Что на дороге много камер
И светофор на красном замер,
Что сплошь раскосые всё лица,
Как шар, наполнили столицу.

Нам не хватает настроенья,
Периферийного мышленья,
Чутья, вниманья, красоты,
Любви друг к другу, доброты.
Нам не хватает донкихотства,
Нам не хватает благородства,
Нам не хватает просто время
Встать пред иконой на колени.
Нам всем чего-то не хватает,
И жизнь незримо убывает…

Где-то бьётся море в Тель-Авиве.
Старый город Яффа на пути.
Молока и мёда в изобилье,
Вот бы только мимо не пройти.

Симон-Пётр на крыше молит Бога,
Голодом и жаждою томим,
А внизу, у самого порога,
Спорят люди, что пришли за ним.

Старый порт – ровесник Соломона –
Волнами изгрызан неспроста,
С этих мест от гнева божьего Иона
Убегал во чрево грозного кита.

Я брожу, вдыхая пыль столетий,
Узнавая прошлого черты.
Этих дней неведомый свидетель
И участник вечной суеты.

Течёт река издалека,
И широка, и глубока,
И не поднимется рука
Доплыть до дальнего буйка.
Её теченье – наводненье,
Веков прошедших отраженье
Приводит медленно в движенье
Уснувшее воображенье.
Зачем течёшь? Куда идёшь?
Теперь уже не разберёшь,
Кого-то любишь и зовёшь,
А может, ждёшь.
Какие были корабли,
Что плыли из другой земли,
А лица бледные в пыли гребли,
Настойчиво гребли.
У берега, поднявши нос,
Седой, белёсый альбатрос
Смотрел настойчиво, где плёс,
Как смотрит пёс.
Ругались дружно бурлаки,
Сжимая пальцы в кулаки,
А рядом в сёдлах казаки –
Как маяки.
Движеньем город был объят,
Горел и огненный закат,
Метался в лицах азиат.

В том саду одинокая птица
Надрывается в тишине.
То ли радуется, то ли злится,
Изнутри раня сердце мне.

В том саду как-то всё иначе,
Полыхает сиреневый цвет.
В том саду обветшавшая дача,
И хозяина будто нет.

Смотрит ель в голубое небо,
А по небу плывёт самолёт.
В те края, где я ещё не был
И уж точно никто не ждёт.

А на юге, за полем изрытым,
Золотятся в листве купола.
Там священник читает молитвы –
Седовласая голова.

И всё так же меняются лица,
Появляясь случайно извне.
Но лишь та одинокая птица
Растревожила душу мне.

В горле пересохло,
Где б воды глоток?
Покидаю Родину, еду на Восток.

Сердцем в карте выделен
Незнакомый край.
До чего ж загадочен
Солнечный Китай.

Как река огромная,
Пёстрый хоровод
Узкими глазами
Смотрит на восход.

Рисовые зёрнышки и
Зелёный чай,
Всё перемешалося
Как бы невзначай.

И пустыни мёртвые
В кремовой дали,
Кружатся у берега
Стаей корабли.

Там в горах средь пения,
Взорами окинь,
Как потоки вечности –
Древний Шаолинь.
И хранит таинственный
Той страны закон,
На стенах заброшенных
Чудище-дракон.
В горле пересохло,
Где б воды глоток?
Я покинул Родину,
Еду на Восток.

То восходы, то закаты,
Потемневшая вода.
Мы плывём по перекатам,
Уплывая навсегда.

Берега круты и колки,
Лес качает облака,
За спиной висят двустволки,
Рана в сердце глубока.

Не вернуться в ту же воду,
Дров наломано сполна.
Любоваться на природу –
Лишь бы только не война.

Что ж вы, милые ребята,
Друг у друга пьёте кровь,
Нас несёт по перекатам,
Где же жертва и любовь?

Отчего же маму с папой
Вы не любите как встарь,
И всё те же перекаты,
И луны ночной фонарь.

Вы ж когда-то были малы,
Очень милы с юных лет.
Что ж, скажите, с вами стало?
В чём причина ваших бед?

Только слышно «аты-баты»
Шумом стройным сквозь года,
Мы плывём по перекатам,
Уплывая навсегда.

Со мной кочует бюст – нетленный и глубокий.
Глаза задумчивы, отверсты, одиноки.
В усах отвага и широкий лоб –
Присутствие ума, в том нет сомнений.
Бюст Лермонтова – одинокий гений.
В конце – дуэль и сиротливый гроб.

Вот весь удел певца на ниве торной.
Он был огонь, что с неба, непокорный,
С особой дерзостью в груди таился нрав.
Пред всеми не расшаркивался льстиво,
В бою с чеченами сражался терпеливо,
Достоинство и честь не потеряв.

Ну что ж, всё по порядку – сердце просит.
В Шотландии далёкой ветры носят
Средневековый запах скисших лет,
Когда Томас Лермонт творил знаменья,
Хватаясь за мистическое тленье,
Угрюмый предок и к тому ж поэт.

В Россию корни проросли пророка,
В России всё под спудом спит до срока.
Вдоль Мойки Пушкин катит на дуэль.
Жена его слепа, царь смотрит в окна –
Заиндевели от мороза стёкла,
Там в хлопьях тьма и страшная метель.

Погиб поэт, кто ж смерть его рассудит?
Мужик в деревне прост и не осудит
Ни высший свет, ни происки врагов.
Кто поумней – кидались в осужденья,
Прочитывая вслух стихотворенья,
Защекотавшие устои берегов.

Кавказ вдали – немые цепи гор,
Свободный воздух и души простор.
Полёт орла высок и незаметен.
Он смотрит вниз без посторонних глаз,
Вершины гор сияют, как алмаз,
Не замечая ход седых столетий.

Здесь пахнет вечностью, пронизан небосвод
Лучами солнца, вниз потоки вод
Летят вдоль скал, стоящих у стремнины.
Внизу туман, чуть дальше вьётся дым,
Разбросаны дома, где мчится к ним
Седой чечен, в тени наполовину.

Мартынов только повод, тяжкий сон,
Когда душа скорбит, со всех сторон
Её злой дух и мучит, и тревожит.
Когда становится язвительным язык,
И дни мучительно бегут на черновик,
И мысль одна другую не стреножит.