Сергей Фомичёв - Стрекоза на палубе

Оступился по незнанию,
Соловьём хотелось петь,
Не могу без покаяния
Я для Бога умереть.

Задыхаемся и стонем,
Словно в сетке караси,
Звон кандальный тихо тонет
В небесах святой Руси.

Ох, дороженька бескрайняя,
Пьёшь ты ног моих тепло,
Ждёт меня сторонка дальняя,
Сердце снегом замело.

Последний день, его я ждал,
Жизнь кончена, прощайте, други,
И смерти призрачный оскал,
Как поцелуй немой подруги,

Мерещится в седом окне,
На Мойке чёрное теченье,
И в этой томной белизне
Не написать стихотворений.

Сознанье пеленает дни,
Как призраки, плывут картины
Из прошлой жизни, и они
Пьют бред души наполовину.

Мы едем с дядей в Петербург,
Заманчиво пестрят просторы,
В моих глазах восторг, испуг.
И тонут в тряске разговоры.

Мой Пущин, Дельвиг, где ж они?
Лицейских лет былые лица,
Благословенные те дни
Вдали от суетной столицы.

Теперь уж, право, всё равно,
Моих обидчиков прощаю,
Долги, что мучили давно,
Царю на память оставляю.

Всё оставляю так, как есть,
Жизнь прожита, прощайте, други,
Как жаль, что не успел прочесть
Ваших сердец, мои подруги.

Зачем так тяжко давит грудь?
В какие сети я назначен?
Хотел, как птица, упорхнуть,
Но видит Бог, нельзя иначе.

Пчела над ухом прожужжала,
И стало как-то веселей,
И ветер тонким чистым жалом
Коснулся серебра полей.

Наматывая круг за кругом,
Пчелиный вытирая пот,
Она мне стала близким другом
В весеннем омуте забот.

Снуёт хозяйкой деловито,
Как в пивоварне пивовар,
И в сумочке изящно сшитой
Домой несёт с пыльцой нектар.

Когда не клеится работа,
Лень вяжет томные узлы,
Смотрю на мирные заботы
Неунывающей пчелы.

Посмотрел я в зеркало немного
И подумал: «Знаешь что, Серёга,
Лучше бы не видеть этих форм,
Час настал невиданных реформ.
Брошу пить, курить и всё такое,
То есть нехорошее, плохое…
Чаще буду в зеркало смотреть,
Чтобы видно было, где худеть».
«С головы начало всяких бед, –
Говорил по-дружески сосед. –
Сядь, обдумай, прежде в путь пускаться,
Стоит ли так сильно напрягаться.
Для чего, ведь ты и так хорош,
Там, в кругу железок, пропадёшь.
Лучше на рыбалку, на природу,
У костра сидеть – смотреть на воду,
Слушать всплески на воде и пенье птиц
И не видеть утомлённых лиц».
Нарциссизм меня сегодня гложет,
И никто мне в этом не поможет,
Есть желанье быть на высоте,
Приобщиться к мощной красоте.
У девчонок как-то всё иначе,
Ходят в зал порядочные клячи,
Милые, откормленные лица,
Поправляют грудь и ягодицы.
Налегают мощно на живот
И мечтают, что он пропадёт.
Есть и те, что ходят ради фарса,
Наряжаясь то лисой, то снежным барсом,
В зеркалах не счесть их завитков,
Охмуряют бедных мужиков.
«Что ж плохого в этом», – скажет дядя
И махнёт разбавленный, не глядя,
Очень нужный протеиновый коктейль,
Чтоб корабль не сел его на мель.
Ну а мне здоровья бы немного,
Повторяю я себе: «Серёга,
Ты держись, как витязь на войне,
Можно жить и с фитнесом вполне».

Мама, я не могу больше пить,
Опленённый цепями, ворогом,
Опоясанный тёмным ворохом.
Он замыслил меня убить.

В его пасти смертельный яд,
В омутнённых зрачках – печаль.
Его зубы – точёная сталь,
Злобой мысли его горят.

Мама, дай мне живой воды –
Охмеляющий сбросить дым.
Я на тонком мосту, под ним –
Опалённые крылья беды.

В голове моей призрачный звон,
Пляска диких, тревожных огней.
И мне кажется, что сильней
Мир несётся со всех сторон.

Как же этого зверя убить,
Он в засаде у самого дна,
В моём сердце идёт война,
Мама, я не могу больше пить.

В моей убогой келье свет горит,
Лампада теплится пред образом Царицы.
Среди пространств и звёзд Земля летит,
И хочется без устали молиться.

Так сердце чувствует движенье ветерка,
Оно не мнимой тишиной объято,
И жизнь та, что казалась так горька,
Теперь, в эти минуты, свята.

И я молюсь за чад и за страну,
За плавающих где-то там далече.
За мирный хлеб, за неба тишину.
За тех, кто ощущает вечность.

Ах, Матерь Божия, не нужно лишних слов.
Глаза блестят слезинками бессонно,
Летит Земля среди других миров,