Юрий Павлов - Лирика. Избранное

Дезодорантом воздух пшикала;

Спуская кнопку на бачке,

Под шум воды, сбегавшей, пукала.

Она носила жёлтые трусы,

Ругалась матом и, бывало, грубо;

Пинцетиком, у зеркала, усы

Щипала. Целоваться, не любила в губы.

Она смеялась и, порой, до слёз.

Она балась, не снимая шубы.

Любовь воспринимала, как курьёз,

И не любила: целоваться в губы.

Чахоткою похоть гложет

Плоть мою точит и точит

Зачем же, она, о Боже!

Меня колдовством морочит.

Душа уж давно иссохла,

И сам я бледнее тени,

Зачем целовал её ноги,

Зачем обнимал колени?

Воле уже не властен,

Груди и мял и трогал,

И, распаляясь страстью,

Она раздвигала ноги.

Зачем целовал её лоно?

Губами, лаская губы,

И, возбуждаясь стоном,

Жадным я был и грубым.

Я вспоминаю наше детство,

Мой дорогой, мой старший брат [1] Стих посвящён старшему брату жены .

Ты, всем мальчишкам, по соседству,

Был командиром, помнишь брат?

В войну играли ребятишки,

Вы в детстве бредили войной,

И, слава Богу, вам мальчишки,

Война запомнилась игрой.

Строгал из досок автоматы,

И пистолеты делал брат.

Маршировали аты-баты,

Ты улыбнулся, вспомнил брат?

А младший, Генка, вспомни братик,

Всё хныкал – Юлка, автомат,

И за тобой бежал, солдатик,

И плакал, вспомни, помнишь брат?

И вот уже виски седые,

Я вижу твой усталый взгляд,

Но мы душою молодые,

Мой повзрослевший старший брат.

Ласкали скалы седые волны,

Сверкал зарницей в ночи маяк,

И были думы печалью полны,

И вспышки молний сгущали мрак.

Я слушал море, раскаты грома,

Волна лизала песок, шипя;

И этот берег, вдали от дома,

Где я, так пылко, любил тебя.

Лик переменчивый тая,

И аватарами играя,

Непостоянная моя,

И постоянная – чужая…

Когда клубясь сырым туманом,

Ты низвергаешься со скал,

Я содрогаюсь, Ниагара,

Звериный видя твой оскал.

Округа трепетно внимает,

Твой мощный рокот глушит всё,

Под сердцем ужас застывает,

Упруго воздух бьёт в лицо.

И очарованный тобою,

Смотрю, и глаз не отвести,

И лик твой, скрытый под водою,

Всё не могу никак найти…

Лето ночью уйдёт в осень,

Не вернуть, и не надо пытаться;

Только поле, у солнышка спросит

– Почему мне огни снятся?

К югу клин журавлей сносит,

Не догнать, и не надо пытаться;

Только поле, у солнышка спросит:

– Почему мне снега снятся?

Лес очнётся и дрёму сбросит,

Не заснуть, и не надо пытаться;

Только поле у солнышка спросит

– Почему мне дожди снятся?

Снова пух тополя сбросят,

Не собрать, и не надо пытаться;

Только поле у солнышка спросит

– Почему мне хлеба снятся?

Мне в глазах её, неба просинь,

Не забыть, и не буду пытаться;

Только сердце, у памяти спросит

– Почему мне они снятся?

Ветер играл листвою,

Алый пылал закат;

Лёгким, морским прибоем,

Её, дурманил взгляд.

Ночь освещали звёзды,

Тёплой была скала;

И на песке, чуть влажном,

Наши сплелись тела.

Ах, Валентина-Тина,

Как я ласкал тебя;

Ах, Валентина-Тина,

Как я любил тебя.

Я упивался любовью,

Липли уста к устам,

Южное, тёплое море,

Билось волной у скал.

И угасали звёзды,

Летняя ночь коротка;

Тело твоё упругое,

Его так жаждал я,

Билось в моих объятиях,

Я так любил тебя.

Заалела рябина,

В сентябре, в сентябре,

Улыбнулся мне милый,

По осенней поре.

И за эту улыбку,

Под рябиной, в саду,

Буду ждать у калитки,

На свою, на беду.

Поведёт на крылечко,

Приобнимет меня,

И зайдётся сердечко,

Вспыхнет, как от огня.

Вот уж ночь на исходе,

Вот сереет рассвет,

Мой милёнок уходит,

По росе его след.

От хмельных поцелуев,

От тумана в саду,

Я тропинку до дому,

Всё никак не найду.

Заалела рябина,

По осенней поре,

Улыбнулся мне милый,

В сентябре, в сентябре…

Все президенты СэШэА,

И все цари Руси безликой,

Произошли от укрА,

Из Малороссии Великой.

Был укром даже Чингиз-Хан!

Суворов укр и укр Кутузов,

И Ленин укр, и Гитлер Сам,

И Бонапарт не из французов.

Вот укры: Пушкин и Толстой,

Мао Цзе Дун, Махатма Ганди,

И, укром, даже Виктор Цой,

Был зачат где-то на веранде.

Тарас, Бандера и Махно

Любили бульбу и со смальцем,

И всем известно уж давно,

В мать иху тыкали непальцем.

Построен укром Тадж-Махал!

Хрущёв и Сталин тоже укры,

И Горбачёв не подкачал,

Ооо, этот укр был самый мудрый.

Неандерталец укром был,

Адам был укр, и Ева укра,

И укр, какой-то, сочинил

Трактат порнушный Кама-Сукра.

Сказал поэт, сказал давно,

Да не оспорит укр шустрый:

– Всё это было бы смешно [2] М. Ю. Лермонтов ,

Когда бы не было так грустно.

Не познал в этой жизни многого,

Не был вором, не нажил врагов,

И жена, нраву очень строгого,

Кроме брачных, других не имел оков.

Не сажал я деревья, дома не строил,

Да и сына, мне не дал бог,

Жил по совести, не суесловил,

И не мстил, в этом не был строг.

Не имел я жены другого,

Да и женщин, других не знал,

Почитал святость божьего слова,

И на ближнего, зла не держал.

Спал без снов и не ведал страха,

Часто дверь забывал запирать,

И одну только бабу трахал,

Не одну, изъелозив кровать.

Нету зла во мне, нету зависти,

К злату-серебру не присох,

Жизнь люблю, и она мне нравится,

И за это – спасибо Бог.

Всё чаще сниться стала мать,

Отец, вот тоже, в сны заходит,

И не могу ночами спать,

И боль на сердце не проходит.

Который год на том уж свете,

Да есть ли свет там? Кто бы знал.

Вот и мои взрослеют дети,

И, сам, давно седым уж стал.

Я всё корю себя за то, что

К ним не приехал, как хотел;

Под Новый Год…

Теперь уж поздно…

И горько мне, что лишь хотел.

И больно мне, что лишь ночами,

Они в мои приходят сны,

И близок свет тот – близок снами,

Но между нами темень тьмы.

Теперь уж реже сниться мать,

Отец нечасто в сны заходит,

Я лучше стал ночами спать,

Но боль из сердца не уходит.

Отзвенело покосами лето,

Осень листья шуршит за окном,

И сереют плаксиво рассветы,

Затуманив восход октябрём.

Оторву календарный листок,

День семнадцатый, месяц октябрь.

– С днём рождения, Юра, сынок!