Николай Чернов - Птицы Леонардо

В этом свете – чище и прозрачней
Сонное отечество моё…
Выжимает ветер, словно прачка,
На верёвках мокрое бельё.

Ещё земля теплом согрета,
Но всюду рыжая листва
Лежит, как рваные билеты
В страну любви и волшебства.

И я не верю в эту осень
В её неясный мрачный свет —
Как будто ангел крылья бросил
В скупое пламя темных лет…

Но продолжается дорога,
Никто не тянет за язык.
Сидит на дереве сорока,
А в клюве – осени ярлык.

Не печалься обо мне.
Нам обоим повезло:
В неразгаданной стране
Мы искали корни слов…

Узловатые слова
Мы любили больше всех;
Заявляли о правах,
А в итоге – стыд да смех.

Были,
мыслили,
плели
беззаконных слов петлю,
Но не ведали земли,
Где стояли на краю…

Я себя не узнаю —
Словно умер и воскрес.
За печатями семью,
Под пятой семи небес…

2

Были, вымыслы, слова…
Были.
Мыслили.
Бросали.
Били,
битыми бывали —
За дела, не за права.

И болела голова,
И белела неба проседь,
Обрывала листья осень
И во всем была права.

Потому что есть резон
Бросить всё, начать сначала,
В мир ворваться одичало,
Потому что жизнь – не сон…

Пусть следит за нами Бог —
Узник узкого пространства, —
Мы свое создали братство
Всех, чей замысел высок.

Неясен путь под небосводом
И негде небо заступить.
Но я предчувствую свободу —
Дерзать, надеяться, любить.

Не ястребиная охота
Не яхты белых облаков —
Меня влечет сама свобода,
А значит, наломаю дров

А значит, время подоспело
Сорваться с верных якорей
Рвануться яростно и смело
На встречу самых светлых дней!

Нас больше любят за порывы,
За не прилизанную боль.
Но мы бываем молчаливы
Когда встречаемся с судьбой…

Но и в молчании работа
Идет подспудно – не спеши:
На то и творчества свобода
Чтоб лучшее росло в глуши.

Деревья, встав на цыпочки,
Рисуют небо серое.
Пропахло утро выпечкой,
Бензином, газом, серою.
Иду один по городу
В тридцатый день рождения —
Дохнуло поздним холодом
На жизнь мою весеннюю.
Дохнуло свежей выпечкой
Бензином, газом, серою.
Деревья, встав на цыпочки,
Рисуют небо серое.

Утро светом цинка
Напоило нас —
И твоя улыбка
Превратилась в фарс.

Паутины лучик
В пасмурном луче.
Паучок-попутчик
На твоем плече.

Что-то происходит
С миром и тобой:
Незаметно вроде
Стала ты другой.

А душа, как птица,
Рвется в небеса,
Чтобы напроситься
На твои глаза.

В сырости, в слякоти русских провинций
прячут свою беспризорную грусть
тихие звезды – слепые провидцы,
жизнь затвердившие наизусть.

Влажные речи ночных насекомых,
Мокрой листвы нескончаемый бред…
Всё так немыслимо, всё так знакомо —
Словно живу здесь тысячу лет…

Пожелай мне не много, но только с добром.
Вот уже и октябрь за промокшим окном.
И пора оглянуться прошедшему вслед,
И пора улыбнуться тому, чего нет…

Эта жизнь заблудилась на мертвом пути…
Где же мне для тебя Ариадну найти
И спасительной нити распутать клубок,
Под каблук не попав, как опавший листок.

Я живу осторожно – как будто во сне.
И стремительный мир улыбается мне.
А холодный октябрь за промокшим окном
Оставляет меня с беспощадным добром…

…Останется: два-три-четыре слова
в сопровожденье медленного танца,
её глаза…
и как я был неловок…
и как тревожно было прикасаться
к упругому – насквозь живому – телу,
захваченному зеркалами зала…
Всё замерло – и лишь она летела.
Но никуда она не улетала.

Над чёрным серебром реки
сквозь ветра чуткие порывы
твои движения легки,
а губы странно молчаливы…
О чём ты думаешь, ответь,
И что в глазах твоих таится?
Сверкает звёзд сухая сеть,
И ни одной не видно птицы…
Но верю я, что всё пройдёт:
Тоска, растерянность, усталость.
Как эта ночь тебе идёт!..
И все слова – такая малость.

Какая-то недобрая весна…
Как рыба, оглушённая веслом,
Плывёт над пустырями тишина,
Плывёт над позабывшимся селом.
А я сижу на сломанном крыльце
И обо всём мучительно сужу:
О вечности в сапфировом венце,
О мире, где себя не нахожу.
Смотрю в окна мерцающий зрачок
И отраженье тёмное ловлю,
А сверху кто-то – на звезды крючок —
Упрямо душу требует мою.

Над головой померкла даль,
и эта ночь в тебе продлится!
Какая ранняя печаль
легла на призрачные лица…

Мы не воюем на войне,
не зарабатываем денег —
мы просто не нужны стране,
что нас метёт как жесткий веник.

Высоких здесь не ценят слов;
здесь люди чувствуют украдкой,
что мы опасны для основ
их делового распорядка.

Не могут, не хотят понять,
что жизнь – пронзительная тайна,
которой надо доверять,
хотя она дана случайно…

Что можно жить, дудя в дуду,
и не просить за это хлеба,
что можно гаснуть на лету,
в самом себе встречая небо.

В провинции, где многого не видели,
Где нищета с бедою пополам,
Мы все немного бедные Овидии,
Не нужные ни людям, ни богам.

И что с того? Коль слово наше лепо
И горло веселит родная речь, —
Нам есть зачем коптить вот это небо,
Нам есть за что в сырую землю лечь.

Пусть годы злы, беспамятны и дики
Как варвары, штурмующие Понт, —
Но вслушайтесь в стремительные крики…
В них добрая поэзия живет!

Вьется п о ветру дымок.
У окна уснула кошка.
Рассыпается снежок,
Как вареная картошка.

Может быть,
Приснившись кошке,
Я шагаю по дорожке:
Вензеля собачьих лап
Опечатали ухаб.