Алена Яковлева - Классический подход. Оригами. Версии. Стихи. Сказки для взрослых

Туда, где пылает пожар…

апрель 1990

Разве можно запрятать ножи

Под прозрачною тканью из слов?

Разве можно пустоты души

Заполнять только плесенью снов?

Эти лезвия резали в кровь

Много раз твои вены-мечты.

Эта плесень покрыла любовь,

И завяли твои цветы.

А ты думал: «Какая блажь!»

Оправдать ты себя сумел.

Но всё это лишь мерзкая фальшь:

Ты ведь этого сам хотел.

И любовь твоя – дикий костёр

Безнадежно срывается вниз,

По дороге цепляясь за всё —

Лишь бы выжить и лишь бы спастись.

Ты в бреду целовал рассвет,

Отравляя его росу.

В нём же был только холод и смерть —

Это всё, что тебе я несу.

За твой смех я плачу слезой.

Твоя радость – моя печаль.

Я хочу быть совсем не с тобой,

Хоть и прошлого вовсе не жаль.

Я заранее всё прощу.

Я уйду – пусть тускнеет свет.

Но своей в том вины не ищу,

Потому что её там нет!

апрель 1990

Как хорошо, что есть на свете такие губы,

Глаза такие и ночь, которую б век слушать,

Такие руки нежно любят.

Но где-то всё-таки есть лучше.

Как хорошо, что есть на небе такие звёзды,

Что дальним светом своим надежды наши рушат,

Что с солнца пыль смывают грозы.

Но где-то всё-таки есть лучше.

Как хорошо, что есть на море волна такая,

Что никогда в своём пути не достигнет суши,

Где даже летом снег не тает.

Но где-то всё-таки есть лучше.

Как хорошо, что эта песня звучит напрасно,

Что эту музыку криком ветра не заглушишь.

Как это всё-таки прекрасно,

Что где-то всё немного лучше.

апрель 1990

Мне сказали: «Тебя здесь никто не поймёт.

Притворяйся счастливой, и счастье придет.

И неважно, что будет искусственным мёд,

И что жаркий огонь переплавится в лёд,

И что солнце, не встав, на востоке зайдёт,

И что день, не родившись, младенцем умрёт.

Этот мир – не для жизни, он вовсе не наш.

Если нужно нам будет, ты всё нам отдашь!

Не сейчас, так потом, мы умеем терпеть.

Мы в конце концов снимем на святость запрет.

А взлетать выше всех в общей стае нельзя», —

Мне сказали всё это мои же друзья.

Мне сказали: «Остынь, время бьёт, словно плеть.

В этой жизни успеешь ещё умереть.

На пути твоём много безвылазных ям,

Ведь любой идеал свой имеет изъян.

Лучше слушай себя, ты – сама себе Бог,

И твой дьявол тебе помогал, сколько мог.

И твой мир не умрёт, если будет темно,

Тебе счастье остаться собою дано.

Стерегись льстивой мести фальшивых друзей,

Их заманчивых, сладостно-горьких ночей.

Ты и тело, и душу от них береги», —

Мне сказали всё это мои же враги.

май 1990

Во сне я говорила тебе вся в слезах,

Что у тебя красивые тигриные глаза.

Но ты не верил в это наяву,

Поэтому сказать опять я это не смогу.

Во сне я говорила тебе много раз

Одну из самых нежных и долгожданных фраз.

Но ты не слышал это наяву,

Поэтому не расскажу, как я тебя люблю.

А небо было красным и в чёрных цветах,

И так слепило солнце в нездешних местах.

Но ты не ждал той встречи наяву,

Поэтому тебя к себе я больше не зову.

Всё было по задумке в тех бешеных снах,

Так просто и красиво, в понятных словах.

Но ты б не понял это наяву,

Поэтому я никогда об этом не спою.

май 1990

Бывают дни без дождей,

Бывает песня без слов,

Бывает дом без людей,

И есть любовь без цветов.

Бывает небо без туч,

Бывает ночь без луны,

Бывают горы без круч,

И есть земля без весны.

Бывает грусть без слезы,

Бываю я без тебя,

Бывает жизнь без звезды,

И кто-то есть без меня.

июнь 1990

Вчера здесь была строка,

Сегодня лист снова белый,

Но память моя крепка:

Снег, снег, что же ты наделал?

Мой день – продолженье сна,

Мне ночь всё простить велела.

Туманная даль пуста:

Дым, дым, что же ты наделал?

Мой путь озарит луна,

Твой свет ей уступит смело,

Но не упадёт стена:

Граф, Граф, что же ты наделал?

июль 1990

Простимся? – Ну что ж, прощай.

Забудем? – Давай, попробуй…

Мы встретились невзначай,

И стоит начать по новой.

Увидим? – Так мы слепы.

Услышим? – Не дальше уха…

На счастье другим скупы,

Мы мёртвого ищем духа.

Полюбим? – Какой пустяк!

Проснёмся? – Зачем так скоро?

Мы бродим в бесцветных снах

Под чьим-то чужим забором.

июль 1990

За высокой тюремной оградой души,

Не успев, улыбаясь, пройти сто дорог,

И забывшая скуку спокойной тиши,

Молодая Любовь отбывала свой срок.

Очень долго понять не могла: ну за что

Осудили её, посадили в тюрьму?

Оказалось, она за решёткой за то,

Что верна и красива – Любовь к одному.

Её клетка была в окруженьи других,

Где хозяин держал своих преданных слуг.

И с отчаянием узнавала вдруг в них

Своих разных недавних друзей и подруг.

Здесь всё было покрыто туманом и сном.

Не теряя надежды, смотрели все ввысь:

Кто же первый покинет тот каменный дом?

И нечастных амнистий все ждали всю жизнь.

А вдали на крестах умирали мечты,

Излучая свой свет, разбивали ним тьму,

Освещали ожившую тень пустоты

На лице непонятной Любви к одному.

А когда в тишине глухо клацал замок,

Выходили из стен тех в одеждах цветных

Те, кто имя её лишь на время брать мог,

И под ним мог готовить беду для других.

Возвращаясь с беспечных прогулок назад,

Кто со смехом, а кто с пустотой ко всему,

Говорили, встречая её влажный взгляд:

«Ты – глупа и наивна, Любовь к одному!»

И не веря в свой собственный страх и обман,

Лишь посредством других поднесённый судьбе,

И не веря в смертельность своих слабых ран,

В ежедневном бреду говорила себе:

«Скоро счастье прольётся: наступит мой час,

И затопит кипящая кровь всю тюрьму.

Я умру, если стану похожей на вас.

Я, должно быть, кому-то нужна, раз живу!»

За высокой тюремной оградой души,

Не успев, улыбаясь, пройти сто дорог,

В непонятно-спокойной истлевшей тиши

Молодая Любовь доживала свой срок.

август 1990

А скоро мы разучимся любить:

И слово уже стало неприличным,

Чтобы его любимым говорить.

И слышать его просто непривычно…

Вдыхая дым дешёвых сигарет

И запах пробуждающего кофе,

Вскрываем бесполезность своих лет,

Ведущих к неизбежной катастрофе.

Нам ясно, что не страшно умирать,

Пока не надоело ошибаться,

Но надоело без толку искать

И почему-то больно улыбаться.

И лишь осталось – головы поднять