Ксения Рормозер - КУМАНИКА. Пятый сборник поэзии и прозы

Так вот и пришли однажды два паломничка в святую обитель на ночевание. А обитель та, уж и не припомню, как называлась. Но между собою прозвали её люди «Вдовьими слезами».

Когда закончилась вечеря, паломников разместили в гостевых комнатах. По двое разошлись они на ночлег. Тут один у другого про название монастыря спросил.

– Врать не буду, брат, а только слышал я, что монастырь сей построили вдовицы из одной местной деревни. И строили они его вместе со священником, который служил сегодня на вечери. Заметил ты, что он на лицо молодой, а весь седой, как старик.

– Я слышал, брат, деньги на строительство они удивительно как-то получили. Да сколько не спрашивал, никто ничего толком сказать не может.

– Вот и я ничего из рассказов не понял. А ведь не первый год прохожу через эту обитель. Но тайну эту здесь блюдут строго. Спи, брат, раз есть тайна, то это и не нашего ума дело.

– Ну не скажи, святое место, а тайну имеет! Одно в каждом месте Таинство: как Святой Бог в виде вина и хлеба не брезгует с нами грешными совмещаться. А другие тайны нам ни к чему на этом свете.

– Спи, брат, не думай о человеческом – здоровее будешь.

И совершив вечернее правило оба уснули.

С утра один из паломничков пошёл дальше, а другой решил остаться и выведать о таинственном строительстве святой обители. Сказал настоятелю, что неможется ему, и испросил благословение остаться на неделю, мол, чтоб в дороге не разболеться. Настоятель посмотрел ему внимательно в глаза, вздохнул и благословил.

Паломник тот прозывался Мокием. Так вот Мокий этот развил бурную деятельность в монастыре. То на скотном дворе помогал, то бежал в поле полоть, после воду таскал, посуду в трапезной мыл, полы драил, туалеты чистил. На службе стоял тихо, как тень от свечки, не смея глаз поднять на распятого Христа. И всюду у монашек тихонечко пытался хоть что-нибудь выведать о истории возникновения монастыря. Но они все как одна отвечали, что великой милости Божией удостоились.

Прошла неделя, и настоятель благословил Мокия в путь. Мокий молча собрался и вышел из обители на дорогу. Но пошёл не туда, куда собирался, а свернул и полем вышел к ближайшей деревне. Деревня была почти вся с заколоченными домами. И только в одном доме дымила печная труба. Мокий вошёл на двор, поискал хозяев, постучал в дверь, но никто ему не ответил. Попил воды из колодца и решил идти в другую деревню.

К вечеру добрался и до другой деревни. Но и тут все дома были заколочены. И ни на одном дворе не видно было жизни. Не стал он ночевать в брошенных домах, мало ли отчего люди исчезли, может эпидемия какая. Пошёл он в лес. Срубил еловых веток, наломал молодых берёзок, соорудил шалаш и залёг на ночёвку. А проснулся он не утром, а в полночь от того, что Луна полная светила ему прямо в лицо.

Открыл глаза и видит, в долине тропинка, словно серебром блестит, да так ярко, приметно, что залюбуешься. Присмотрелся получше, а ведь и точно – серебро светится. Протёр глаза, думал – спит, укусил себя за палец – больно. Так, думает, прогуляюсь, что ли к тропинке этой серебряной.

И прогулялся на свою голову.

Спускался по склону почти бегом – и чего торопился?

А сердце так и стучит. Подходит к тропочке, а это и не тропочка вовсе, а ручеёк. Он вчера здесь шагал, а ручья даже не заметил. Так вот, бежит водичка и вся серебром светится. Опустил он руки в ручей и почувствовал, что в ладони твердеет серебро. Вытащил и положил блинчик серебряный на траву. Потом ещё и ещё стал руки в воду опускать, и, пока не рассвело, трудился, вытаскивая из воды серебряные блинчики. Утром сморила его усталость, свалился здесь же спать. А когда через пару часов очнулся, видит рядом кучу серебра. Ой, думает, не приснилось! Снял рубаху и давай туда серебро складывать. А поднять тяжко, да и рубаху жаль – порвётся. Ладно, думает, спрячу в траве. Спрятал, камушек поставил приметный, забрал, сколько смог и потащил в шалаш. Потом вернулся за остальным. Сидит в шалаше и смотрит на своё нечаянное богатство. И поесть забыл и попить. Обалдел мужичок. И сколько так сидел и любовался – не помнит.

Ночью спать не стал, ждал, пока луна взойдёт. Дай, думает, проверю: всякую ли ночь такое чудо бывает или мне случайно повезло. И проверил. Луна вышла, и ручеёк снова превратился в серебро. Мокий бегом кинулся бежать и снова собирал и собирал серебряные струи. Таскал затвердевшее серебро в шалаш, а днём сидел, как безумный, и смотрел на кучу серебра. Опомнился он только, когда Луна на ущерб пошла и вода перестала серебриться.

А у Мокия в лесу стояло четыре шалаша до верху набитых серебряными лепешками. Стал Мокий думать, как бы ему сокровище своё спрятать да утаить. А то, не ровен час, прознает кто и, наверняка, отнимет, хорошо если за богатство не прибьёт ещё. Решил в земле схоронить. Помчался в заброшенную деревню за лопатой. Нашёл ржавую лопату за сараями, сбил сгнивший черенок, выправил камнем края и помчался к шалашам. По дороге берёзку сломал, заострил с одного края и лопату приладил. Вернулся, вроде как всё на месте. Выбрал, где земля помягче, и стал копать. Потом снёс всё серебро в яму, оставив себе, сколько в котомку поместилось. Поставил четыре камушка, мхом да травой прикрыл и пошёл в обитель.

…

Много лет прошло с тех пор, как умер муж у Клавдии, осталось она одна. И осталась доживать в том селе, куда муж её после свадьбы привёз. Село было богатое. У всех и скотинка водилась, и поля свои были. Что говорить, и детей можно было родить и вырастить не впроголоть.

Мужик исправный ей достался – работал от зори до зори. Она с детьми да со скотинкой управлялась. Сама деревенская, ко всему с измальства приучена. Так и жили. По воскресеньям в церкву ходили Бога благодарить да о дождике просить. Но приключилась однажды напасть.

Прознали мужики про серебряный ручей. Кто-то углядел, что в полнолуние вода наполняется серебром. И ринулись все к ручью за добычей.

А принесло это всем одно только горе. Серебро набрать мог каждый, хоть лопатой греби, но вот сохранить никому не удалось, потому как был секрет у этого серебра. Если от всего собранного богатства не уделить хоть одной горсти вдове или сироте, то таяло серебро прямо на глазах, превращаясь снова в воду!

Вот так и сгинули в деревне постепенно все люди, сначала мужья, после сыновья, а там и девки с бабами. Никому не удавалось справиться с жадностью и отдать малую толику нищему человеку.

Так Клавдия осталась одна одинёшенька в заброшенном селе. К ручью ходила с младшеньким сыном последний раз, умоляла его оставить серебряное дело. Не послушался, сошёл с ума и пропал сынок.

Но вот однажды пришёл в село монах. Молодой молитвенник решил восстановить заброшенный храм, и даже со временем монастырь здесь поставить. Он знал про серебряную лихорадку и хотел справиться с Божьей помощью со своей человеческой жадностью и, преодолев её, устроить Дом Божий на вырученные средства.