Алла Горбунова - Внутри звездопада

и те, кто сидят на стульях в реке
лежат на кровати в озере
ходят по лесному паркету
ставят посуду в сервант под снегом —

приглашают меня на чаепитие
на забытый день рождения
среди любимых вещей
со старыми знакомцами

части моей души пребывают в вечном блаженстве
в забытой комнате, где мама работает у настольной лампы,
где дедушка смазывает руки кремом и надевает ночной
колпак перед сном

в печатной машинке таится моё блаженство
и в швейной машинке таится моё блаженство
как пахнет мамина одежда в шкафу – она пахнет
блаженством
но угадаешь ли ты место, где спрятана тайная тайных
моего сердца?

откидная полка в ногах маминой кровати
и секретное отделение —
ты знаешь – там не может быть пусто!
там, в тёмных углах
части моей души пребывают в вечном блаженстве
сами в себе

один стенами сумерек защищён
другой дрожит от страха в неприступной башне
один ветром одетый непобедим
другой трепещет в неуязвимой броне

столяр подтвердил: мебель в доме твоём
состоит из мыслей; оружейник сказал:
из мыслей твоя броня. голый и в доме пустом
от страха ты многое вообразил, но вера

твоя защищает тебя и впредь: ты неуязвим,
защищён, или это безумие, но в раковине морской
тебе уютно свернуться и в гнезде малиновки
клюв открывать с птенцами в ямке между корнями,

у гнилого пня или в пустой норке. также тебя
привлекают беличьи дупла в старых деревьях,
мох, сухие ветви и листья, соломинки, перья, шерсть,
в которых ты уютно сворачиваешься, и твоё тело —

такое маленькое, круглое, неуязвимое,
ты уже не вернёшься к страху того голого человека,
к его обидной телесности, когда в гнезде
вылупились братья, и вы, чирикая, смотрите на звёзды

сорванный цветок
какое-то время
выглядит прежним

продолжает стоять
но по паволоке в глазах
понимаешь, что сокрушён
цветок-самурай

Жили-были
Адам и Ева
справа и слева
рай —

слева
заснула Ева,
справа
заснул Адам

И сказаны были
над ними слова
о первой стихии,
матери вещества

Они плакали вместе
о матери-бездне
которую люди любили
всегда

шла бабушка-верба с горбом из снега
наклонялась к земле и вовсе упала
а весна пришла – горб растаял и встала
девушкой, оглянулась:

у подруги-ивы на ветвях серебряные пуховки
земля – как жираф в проталинах пятен
ждёт пыления орешника
и жениха медвежьего

иные спали глухо и крепко
в чешуйчатых робах почек
а кое-кто оставался зелёным
под снегом, как толокнянка

проснулась от яркого света
берёза – по ней ползёт жук
жаль тех, кто в начале лета
умрёт, как гусиный лук

в устье зимы снег состоит из начал
весны: иглы, шишки, ветки с куста
в истоке весны земля – последний причал
последнего снега куска

уже он ручей – для него началась жара,
а для цветов не кончились холода,
ночью снится посконный мужицкий рай,
старый крест, вечная воля и борода

осина на вырубке
ольха на пожарище
берёза на брошенной пашне

цветут в разноцветных серёжках
передают друг другу привет по ветру

– хорошо на пожарище?
– привольно на брошенной пашне?
– светло на вырубке?

на пожарище пахнет скорбью и одиночеством
на брошенной пашне пир сорняков и грачей
на вырубке солнце греет старые чёрные пни

в ночной печи горят берёзовые дрова
утром после дождя на крыльце цветные разводы —
золотой пыльцой написанные слова
о первозданной тоске, растворённой в природе

жреческие слова
в дыме костра
покуда мы закрываем печной заслон и
спим в тепле как звери в логове до утра
и другие слова
пишут звёзды на наших ладонях

после зимы
на сосне распустились почки
и там оказались
листья!

лес был светел и пуст
но в нём поднималась сила
первобытных могучих чувств
что, как птенца, поила

стал он тенист и густ
вскормлен стихией самóй
тёмной природой чувств
материнской тьмой

черёмуха на сырой
опушке лесной
медоносит сладко от злой
поэтической силы его

был лес лыс
а стал в волосах до пят
как в поэзии смысл
лес творит себя

как брусничный холм
в сосняке сухом
в белых цветах
лес творит себя

дрозд клюёт блестящую
чёрную крушину
вящую гудящую
чёрную кручину

пахнет сыростью, мышиным
запахом лесным,
дрозд дождя клюёт крушину
облака темны

слушай, кошка,
где-то в поле
мышка тебя ждёт

слушай, мышка,
это кошка
сквозь кусты идёт

после полымя дневного
морось темноты
дело дождика лесного
потушить цветы

у каждой иголки сосны
есть своя пара
даже после смерти
они отпадают вместе

(в Аду нет сосны,
она не выносит серу,
сосна – один из вернейших
признаков Рая)

сосны – это любовь
а ещё есть эротика
милых родинок
на руках бересклета

не знает «до» и «после»
нерастворимая среди причин и следствий
абсурдность Тертуллиана:

единожды из рук моих выпала на пол кружка
семь лет прожила я с мужем
десять минут мерила температуру
пять раз пред глазами моими вставали горы
девять озёр я находила в лесу на даче
единожды тысячекратно ни разу
абсурдно неповторимо

прекрасна коробка с пуговицами и нитками
в ящике наверху серванта —
это будет всегда,
нет ничего другого,
ты хочешь делать одно, другое —
это не нужно
ни для чего другого нет в Боге места:
ни для любви и дружбы,
ни для труда и молитвы,
лишь для прекрасной коробки с пуговицами и нитками
в ящике наверху серванта
одно только дело, одно на века безделье:
пуговицы блаженства, нитки блаженства,
вдевать нитки блаженства в пуговицы блаженства и снова
нитки блаженства в пуговицы блаженства