Ярослава Казакова - Впечатления. Сборник стихов

Боялся кузнец признаваться
В том даже себе самому.
Надёжно храня свою тайну,
Он не говорил никому,

Как вечером шёл он, усталый,
Шепча имя Мэри во тьме,
И думал о ней беспрестанно,
Мечтая увидеть во сне.

Когда же в бреду он метался,
То, имя её бормоча,
Он выболтал всё (Что не странно!),
О чём терпеливо молчал.

От этих горячих признаний
Застыла на месте она.
Полна голова её знаний,
Но нет, не была влюблена.

Расчётливый Джонни-аптекарь
Не баловал лаской её,
Как справочник библиотекарь —
Нужна – он её достаёт,

А, коль отдохнуть он намерен,
Не вспомнит о ней… Ну, и пусть!
Вот, только в тот вечер на Мэри
Нашла небывалая грусть.

Она непривычные мысли
Гнала, словно злобных чертей,
Заботилась нежно о Билли,
И стал очень дорог он ей.

Когда же впервые в сознанье
Пришёл он, признался опять,
Что нет ему в том оправданья,
Но только о ней мог мечтать.

Однако ему не по нраву
Разрушить красавице жизнь.
Хоть выболтал страшную тайну,
О дружбе посмел лишь просить.

С тех пор они стали друзьями,
И если бывают вдвоём,
Ласкают друг друга… глазами!
Болтают о том и о сём.

Она понимает, насколько
Теперь ему жить тяжело,
А он затаился, поскольку
Им вместе быть не суждено.

И борются оба со страстью,
И тонут в любимых глазах,
А ночью уносятся к счастью
В несбыточных снах и мечтах.

Как воздух те встречи и Мэри,
И Билли – обоим нужны,
Ведь, только друг другу доверят
Надежды, печали и сны,

Несбывшихся чаяний лужи,
Обиды и слёзы, и страх…
И тонет наш Билли всё глубже
В её темно-синих глазах,

Об этом ничуть не жалея.
Мечтает о ней день и ночь.
Когда он с ней вместе, слабеют
Все беды, и горести – прочь.

И выйдет он вечером в поле,
Когда непроглядно темно,
И взором пронзительным ловит
Далёкой любимой окно.

4.Тем летом у нас в Корнуолле
Сирень зацвела, как всегда,
И мастер несчастный наш Билли
Совсем помешался тогда.

Метался, не зная покоя,
Ночами не в силах был спать,
Страдая совсем не от зноя.
Он понял однажды, что страсть

Его окончательно съела.
Противиться не было сил,
И ночью, свободной от дела,
Он к дому её приходил.

Смотрел он на тёмные окна,
И чудилось что-то ему.
О грёзах, мечтах потаённых
Поведать не мог никому.

А Мэри всё так же трудилась
И с виду была весела,
Но только порой через силу
Давались слова и дела.

Однажды в июле аптекарь
Уехал к далёкой родне.
Взял деток с собою и бону,
Ворча о билетов цене.

А Мэри осталась, чтоб было,
Кому за хозяйством глядеть,
За домом следить и за кассой
В аптеке подсчитывать медь.

Ночами хозяйка скучала
Одна у окошка на сад,
Не зная, не видя нимало:
За ней неусыпно следят.

Увлёкшись однажды мечтами,
Уставилась молча в окно…
Вдруг видит, в тени за кустами
Маячит, мелькает пятно!

Но Мэри была не из робких,
И крикнула громко: «Кто здесь?
Кикимора с зарослей топких?
А, ну, выходи! Кто ты есть?»

Тут Билли явился из тени
И, голову молча склоня,
Он стал перед ней на колени,
Шепча: «Королева моя!»

И воздуха стало ей мало…
Нет сил, чтобы спрятаться в дом…
Стояла она и молчала,
И Билли дышалось с трудом.

Она поняла, что хотела
Увидеть сама кузнеца,
И вдруг обняла его смело
И вытерла слёзы с лица.

Затем погасила все свечи,
И тут подхватил её вихрь…
И что было дальше, не в силах
О том рассказать этот стих.

Той ночью июльской взлетала,
Впервые она в небеса!..
Потом до утра целовала
Зелёные Билли глаза.

Расстались они лишь под утро.
Селенье окутал туман,
И Билли, от Мэри вернувшись,
Свой старый достал чемодан.

Спокойно сложил все пожитки
И молча исчез навсегда.
Не мог после ночи той Билли
Смотреть своей Мэри в глаза.

И кем надо быть, чтоб любимой
Разрушить спокойную жизнь?
И шёл он, тоскою гонимый,
И город его приютил.

Сначала простым был рабочим,
А после механиком стал.
На вдовушке бедной женился,
Родился ребёночек мал.

И всё у него так, как надо,
Но только он, как никогда,
Теперь одинок. Вот, награда!
А мимо проходят года…

Но сколько бы их ни минуло,
Забыть он не сможет тот сад,
Любимой высокие скулы
И локонов дерзких каскад.

А Мэри, тихонечко тая,
Слоняется в доме большом,
И, часто ту ночь вспоминая,
Она не жалеет о том,

Что страсть обуяла так лихо,
Что был тот полёт в небеса,
Что ночью туманной и тихой
Его целовала глаза…

И младшего сына глазёнки
Зелёным горят огоньком,
Когда ему мама и сёстры
Прощают проделки тайком.

Родился малыш очень сильным,
Полпуда в пять лет поднимал,
А в десять со взрослыми бился
И множество слышал похвал.

Судачили всякое тайно,
И злобный аптекарь ворчал,
Но Мэри хранила молчанье,
Хоть сплетен и домыслов – вал.

А после другое на людях
Случилось, что всех отвлекло:
Какое-то новое чудо,
Какое-то старое зло…

Но Билли закрыта дорога
В родное селенье назад,
Где Мэри опять у порога
Целует сынишки глаза.

Она со стороны восхищалась им,
А он знал совсем немного о ней.
Он видел, что она вечно с кем-то другим
Делится красотой и жизнью своей.

Он даже не знал, что она смотрит на него,
Ибо она таила блеск своих глаз.
Как они оказались вдвоём? Это было давно!
Уже и не вспомнить им об этом сейчас.

Кажется, она сказала: «Привет!» мягким голосом,
Озарённая Солнцем, в персиковом саду.
Ветер мягко ласкал её волосы,
Кто-то окликнул её по имени,
и она отозвалась: «Иду!»

Голоса её переливчатый звон
Очень долго потом ласкал его слух,
Даже когда стих последний его обертон;
Даже когда прошло месяцев около двух.

Он повсюду её искал,
Но почему-то не мог найти.
День, когда можно отвлечься, сделался мал,
А ночь разрослась часов этак до двадцати.

Ночь яростно терзала когтями
Нежное сердце его,
А он, ведь, берёг его годами,
Не зная сам, для кого…