Феликс Сарнов - Когда я замотаю хвостом…

От автора.

Дорогие читатели, в своих произведениях я, нисколько не стесняясь, использую порой то, что называют «ненормативной лексикой». Попросту говоря, русский мат. Поверьте, я на этом языке НЕ ругаюсь, я просто иногда на нем разговариваю. Если у кого-то аллергия на такую лексику – не надо открывать эту книжку. Спасибо.

Понимаю, нужны вам собаки,

А я просто родился котом.

Не спешите участвовать в драке,

Когда я – замотаю хвостом.

Откроешь книжку – "слезы – грезы",

От рифм уже – не продохни…

Ребята, что вам – мало прозы

Для всей для вашей для херни?

Я, кстати, грешным делом тоже

Чего-то с рифмами слагаю,

Но со своими – легче все же:

Я – их пишу, а не читаю!

Поэт в России – больше, чем поэт,

А рифмоплет – еще, пожалуй, хуже,

Он требует и завтрак, и обед,

А в наглости своей – еще и ужин.

Небрит, поддат, неряшливо одет -

Алкаш, бездельник с видом страстотерпца…

Жена ворчит: "У тебя денег – нет,

И вискаря бутылка – вместо сердца.

Хоть дом пропылесосить помоги,

Ведь молодость, как снег весенний тает,

Нужна любовь мне, ласка… сапоги,

А у тебя – лишь на бухло хватает…"

Вот так проходит эта сука-жисть,

Вот так приходит страсти увяданье,

И нет в ней ничего, хоть заебись,

Ни ласки, ни сапог, ни состраданья.

Но муза посещает нас порой,

И тихо напевает под сурдинку…

Хоть от нее один лишь геморрой,

Но… иногда бывает и – блондинкой.

Ты добился народной известности,

Ты – акула пера, мастер слова…

Плохо дело с российской словесностью,

А по правде сказать – так хуево.

Ты читаешь небрежно и походя,

Бутерброд параллельно жуя,

Развлекухи ты хочешь и похоти,

А духовности – нет ни хуя.

Ты кромсаешь и “розы” и “грезы”,

По живому ведь режешь, подлец,

Отольются тебе наши слезы,

(Так и просится рифма – “пиздец”).

Дорогой наш, любимый издатель,

Дай хотя бы нам маленький шанс

Издавать – даже не обязательно,

Только выпиши, сука, аванс.

Я не спорю, ты – парень умелый,

Как Белинский, неистов и смел,

Объясняешь, как ты б это сделал,

(Если б только, конечно, умел).

Может, хватит уже графоманить?

Может, делам заняться пора?

Но увы – так и манит, и манит -

Это блядская в рифмы игра.

"За все на еврея найдется судья,

За живость ума, за сутулость…

За то, что еврейка стреляла в вождя,

За то, что она промахнулась"

(И. Губерман)

Под старость многие евреи

(И не евреи – часто тоже),

освоив ямбы и хореи,

Чего-то на стихи похожее

Строчат, бухая и потея…

Ну, на диване развлеченье

Себе нашли, когда стареют,

И я – тому не исключенье.

(А мой диван утех для разных

Служил. Не лежбище Прокруста.

Сколько ж он выдержал оргазмов!

Ну ладно, что я – все о грустном…)

Пусть это выглядит смешно,

Стишки – как хвост дворняги, куцые,

Размер хромает, рифмы, но…

Хоть не суются в Революцию.

Но это – тем же, блять, чревато,

За все – летят каменья брани:

За то, что сунулись когда-то,

За то, что нынче – на диване.

В рассказе Карела Чапека "Исповедь Дон Хуана" герой оказывается импотентом.

«Я не имел от женщины детей

И никогда не звал мужчину братом…»

(Н. Гумилев)

Я не имел от женщины детей,

И никогда не звал мужчину – братом,

Покаюсь перед смертью без затей:

Я – импотент, ни в чем не виноватый…

Считаете, легко вот так – не мочь?

Когда все любятся везде, кругом, от пуза,

И утром, днем, и вечером, и в ночь

На всем пространстве бывшего Союза?

Теперь же – кайся не в своих грехах,

Любая блядь тебя зовет к ответу,

И поливают в прозе и в стихах -

Да хуй вас всем! Которого… и нету!

– Уныла жизнь твоя убогая была,

Впустую прожил ты на белом свете,

Какая блядь тебе бы ни дала,

А вот меня, дурак, ты не заметил.

– Я помню – обалденная краса,

Да, об такую – только очи греть,

Я был не прочь, свидетель – небеса,

Но… надо было становиться в очередь.

По прутьям клетки вдохновенным

Хомяк рассеянно бряцал,

А на гвозде, забитом в стену,

Угрюмый Ватник зависал.

Меж ними все рождало споры

(про это где-то я читал):

Как красить дом? Чинить заборы?

И обустроить весь квартал?

Они сошлись, как лед и пламя,

Любили обсуждать вопросы,

Хоть схожи были (между нами)

Как, скажем, жопа с пылесосом.

Но вот однажды, в Воскресенье,

То ли с большого бодуна,

То ль от плохого настроенья

Напал Ватан на другана:

– Да кто ты есть, хомячья морда,

Хоть за собою бы убрал!

Хомяк ему ответил гордо:

– Я – убежденный либерал!

А ты есть кто? Реликт эпохи,

Ты на себя взгляни, урод -

дела давно уж ваши плохи!..

– Я не реликт! Я – патриот!

– Ты тряпка, твое время вышло,

Растаяло, как страшный сон!

– Да хрен тебе, иуда, в дышло!

– Кремлядь! – Пиндос! – Жидо-масон!..

Тут так Хомяк разволновался,

Чуть матом друга не покрыл,

Лишь на секунду зазевался,

И… дверцу клетки приоткрыл.

И надо же, чтоб так совпало,

Тут мимо кошка пробегала,

Оголодавшая слегка,

И… так не стало Хомяка.

Наш Ватник ликовал сначала,

Потом… чего-то заскучал он,

Швы разошлись, полезла вата,

И вещь, полезную когда-то,

Отволокли на задний двор,

Где покосившийся забор,

И там, вместе с листвою влажной

Сгорел он, как солдат бумажный.

(Я где-то слышал про него -

Уже не помню, от кого).

* * *

Совет вам дам, хомячьи детки,

Типа морали – так, немножко:

Не открывайте дверцу клетки,

Когда поблизости есть кошка.

А ватникам – без дураков:

Не обижайте хомяков.

Мы – народ предельно скрепный,

Исторически большой,

Богоносный, страстотерпный

И со щедрою душой.

Русским Гением согреты- -

Не сравнится с ним ничо, -

Все писатели-поэты

Нам – как хуй через плечо.

За стаканом и закуской

Маслом хлеб не мажется,

Запендюрим всем по-русски -

Мало не покажется.

В две строки уложим ровно

(Кто не понял – отсоси)

Нашу щедрость и духовность,

И – всю историю. Руси:

«Вот занес топор палач,

А народ кричит:

– ХУЯЧЬ!..»

(не Багрицкий)

У Батько широки плечи,