Владимир Корчагин - Избранное. Стихотворения 1976—2019 гг.

И ревность, что за глупость, не Кати, той же тещи.
Порву я связь, наверно, письмом, так будет проще.
Как началось-то с нею? Известно как – обычно.
У друга на встречинах с глаз пьяных симпатичной

Она мне показалась, ну и назначил встречу.
Пойдем, мол, погуляем, на завтра, как просплюсь.
Минутную влюбленность похмелье, мол, излечит,
На девушку, подумал, ум трезвый взглянет пусть.

Под чувством ум, известно, не очень-то и умный,
Он, здраво размышляя, измученный сомненьем,
Себе противоречит…, всех одночленов сумма —
Стандартный многочлен, решенье уравненья…

Под утро мы прощались, стояли у калитки,
Она не торопилась уйти, но как-то нервно,
Или продрогла малость, наматывала нитку
На пуговицу кофты. Поцеловать, наверно,

Её мне полагалось, но как, я сам робею,
И ткнув губами в щеку, неловко получилось:
Прощай, пока, до встречи. Калитка вслед за нею,
Железом ржаво скрипнув, со стуком затворилась.

Законы Ома, цепи, магнитный резонанс,
И сила тока, емкость, и мощность, амплитуда —
Всё вперемешку, в кучу – экзамены, роман,
Что было так недавно, навряд ли я забуду.

Для нас последний этот полигон,
Ну, что, ребята, будем ставить крест,
Пусть памятью о нас послужит он,
Кто из каких служить приехал мест,

Кто с Питера, Москвы, а кто с Урала,
А кто-то из Хакасии далекой.
Из рельса крест вмуруем, чтоб стоял он,
Как памятник в Германии, без срока.

Две перекладины с названьем городов
Привинчены, приварены надежно,
Крест дембельский, товарищи, готов,
Теперь на память фото сделать можно.

Бросали в яму прямо в мокрый цемент
Монеты, пуговицы, в общем, кто, что мог,
И, может, в двадцать первом веке немец
Найдет следы солдат советских ног.

Отдельный грозный наш дивизион
Стоял в далеком прошлом в Виттенберге,
Найдет в архивах через годы, может, он,
ГСВГ, и кто служил, их слава не померкнет!

На службу крест поставили, ура!
Пусть прапорщик, его ломая, злится.
Ну, что, ребята, в лагерь нам пора,
Еще чуть-чуть и станем вольной птицей.

Допустим, есть сущность первичная – дух —
Из тонких энергий, незримый,
Его не уловит физический слух,
Как поток не уловит нейтринный.

Допустим, основа его есть ядро,
Подобно, но тоньше нейронов,
Нейтрально, округло вращеньем, зеро,
Из линий магнитных корона.

Так обладает та сущность умом,
И памятью, мозгу подобно,
И сущность та вечна, мозг – временный дом,
Живет в нем, пока что удобно.

В основе бесполая, а в тело войдя
Учиться, кем быть – выбирает,
Родители плоть, а не духа родят,
Сначала пусть личность сырая.

Но дух умещается в клетке живой,
Она хоть мала, но огромна,
И слух для любви напрягает он свой,
Тонкий, ранимый и скромный.

И если любви не уловит тепло,
Приход его матери горек,
Он стукнется в сердце её, как в стекло,
Нахлынет, откатится морем.

И след он оставит как чувство вины
Несостоявшейся маме,
Никто не увидит со стороны,
Как действие шло в мелодраме.

Чтобы марки лишние не тратить
На подшивку, пасту и конфеты,
На альбом заначку под кроватью
Берегу давно, использую я летом.

Умыкнули новую мы простынь,
Как отвлекся прапорщик на миг:
Ткань порвем на узкие полоски
Подшивать хэбушки воротник.

Из журналов тушью переводим
Разные картинки для альбома,
Например, девчонку на природе,
Мать солдата ждущая у дома,

Как бойцы бесстрашные в атаку
Устремились с криком на врага.
Не художник, выучишься всяко,
Коль о службе память дорога.

Распечатать фото в разведроту
Ходим, по соседству, но тайком,
Мзду берут, иль даром для кого-то,
Кто окажется случайно земляком.

Каблуки у ботинок, с набойками, клином,
Сколько пар дембелям переделал каптер,
От колен расшивали под моду штанины,
И пластину в погон, будет ровный и тверд.

А на китель значки: комсомолец, отличник;
А добыть повезет, то гвардеец, спортсмен;
А с латунью под ними на вид симпатично.
Да, о дембеле помнишь ты каждый момент.

Крест поставить на службу при случае нужно,
Замести веткой след по пути с полигона,
И под крики «Ура!» дембеля будут ужинать
Напоследок да в форме в значках, при погонах.

Все! Есть приказ и дана разнарядка отбытия,
Двадцать четыре месяца ждали это событие!

Дядя Юзеф утонул,
Немец, пленный с Кенигсберга!
Ты чего кричишь так, Верка?
Успокойся, сядь на стул…

Ну, рассказывай, родная,
Что случилось, в чем беда?
Ледяная ведь вода…,
Спьяну он полез, не знаю…

Кто полез? Да дядя Юзеф,
Там на озере в горах,
С камня прямо, божий страх,
Высоко, ползу на пузе

К краю самому, всплывет,
Нет ли, думаю, гадаю…
Всплыл как будто, выгребает,
Пред собою гонит лёд.

А потом нырнул и сгинул,
Пять минут, его всё нет,
Для меня померк тут свет,
Я – орать, бегут мужчины.

Дочка, что, сломала ногу?..
Или в озере русалку
Ты узрела?.. Дядю жалко,
Он нырнул, утоп, ей богу,

Дядя Юзеф. Эй, ребята,
Там у берега есть плот.
Ну, тогда бежим вперед!
Спорят с кем-то, кроют матом,

Плот спихнули и шестом
Тычут дно куда попало…
Ну, а я тут побежала
Рассказать скорей о том.

Вот так да, беда большая,
Дядя Юзеф, смелый хрыч,
Не убит в войну. Не хнычь,
Верка, думать мне мешаешь.

Надо как-то тетю Нину
Поддержать, помочь, поди,
От него дитя родит,
А тут немец взял и сгинул.

Мужики идут, смотрите,
Может, все-таки достали?!
Сбегай-ка, узнай-ка, Валя,
Вова, Саша, Вера, Витя

По домам, а ну – бегом!..
Дядя Юзеф стал покойник.
Влезли мы на подоконник,
Видим крышку под крестом.

Жутко, страшно, но манит:
Люди, свечи, гроб, венки,
В крест лежащих две руки.
Дядя Юзеф крепко спит…

Три портрета на стене:
Брат, сестра, а между ними
Чуть с усмешкою отец.
Имена живут во мне:
Юра, Галя и Владимир —
Трое замерших сердец,

В двадцать пять от рода брата,
Тридцать с хвостиком сестры
И отца в самом рассвете.
Судьбы их как бы распяты,
Несгоревшие костры
На стене портреты эти.