Игорь Бойко - Возвращение

© Бойко И. А., 2019

© ИПО «У Никитских ворот», серия, 2019

Игорь Бойко – поэт серьёзный. Моцартианство, ироничность, обаяние постмодерна – это всё не про него. Для автора книги «Возвращение» поэзия – это мужской стоицизм, желание во чтобы то ни стало искать свой путь, свои слова, свою интонацию. Интонация в поэзии – это как личный код. Если ты её нашёл – ты узнаваем, ты имеешь право на голос, на эксперимент, на дерзновение. Если нет – потерялся в поэтической толпе, и уже не выберешься.

Игорь Бойко свою интонацию нашёл, и следует с ней как с флагом по своей поэтической жизни. Можно не сомневаться, что флаг этот у него из рук не выпадет – крепость его поэтической хватки впечатляет.

Поэт Бойко воспринимает поэзию не как забаву или попытку произвести впечатление на ближних и на дальних, а как удел, как долю, которые ничем не избыть, как бы она иногда ни была тяжела, как бы ни заворачивали её в неуютную фольгу безвестности и непризнанности. Такое его кредо кроется и в названии. «Возвращение» – это не какой-то конкретный момент, а постоянное состояние поиска себя, перемежающееся со страхом себя потерять.

Это внутренне интровертное ощущение для Бойко важно, он концентрируется предельно вдумчиво на каждом своём стихотворении, не позволяя поэтическим волнам нести себя куда попало. Но это ничуть не мешает ему впускать в себя всё богатство житейских впечатлений, помещать внутрь своих строк всё парадоксальное разнообразие окружающего мира, ценить прошлое и приближать будущее, стараться увидеть в человеке лучшее в любой ситуации.

Забайкалье

Друзьям той эпохи

Змея за мною ползёт по следу,

Оставленному – тому столько лет – на горе.

От следа, чаши извечной, отведав,

Исходит восьмёркой, шипя на заре.

К утру гора белеет, как череп,

Гудит мой двойник, мой возлюбленный терем,

И вторит серебряной молнии звон —

Вернулся домой костяной камертон.

Отрадно отметить, что Игорь Бойко понимает значение поэтической культуры, мастерства, интуиции для развития поэзии как жанра. Никакие сильные эмоции и изобретательные парафразы не будут иметь на читателя должного воздействия, если их не облечь в безукоризненную форму.

Все элементы формы Бойко изучил и применяет их с виртуозной свободой.

Он может позволить себе срифмовать не формалистически точно, а на слух. Это работает, поскольку литературный слух у Бойко почти абсолютный.

Пулемёт поперхнулся, метель замела

Труп в обугленной хате…

Не узнает народ, не узнает земля,

Был герой он – или предатель.

В стихи Бойко необходимо вчитываться. Объём его поэтических опытов весьма велик. И в каждом стихотворении новая грань его личности. Он не прикрывается за лирическим героем, за равнодушием поэтического наблюдателя, в его стихах бездна человеческого вещества, его кровь, его понимание мира и его персональная судьба.

Мотылёк

Мальчик узнал, что умрёт, и громко рыдает.

Улыбается мама: что за брызги из ландышей мая?

«Это будет не скоро, так не скоро, почти никогда,

И сперва буду я, и ещё не умру, а состарюсь,

Да и это почти никогда, сколько вёсен растает».

Не смолкает малыш: всё равно это будет, будет!..

Горе заговаривает мама, как водицу студит:

«Вон летит лепестковая жизнь, мотылёк,

И увянет так скоро, как домик-цветок».

Только это не в счёт.

Заговоры не действуют, горе кричит и течёт.

Вот как Бойко тонко описывает познание мальчиком таинства жизни и смерти, какой чуть изломанный, но очень подходящий ритм для этого выбирает! Не приходится сомневаться, что здесь автор рассказывает о своих собственных ощущениях, так искренне это написано, так навзрыд, так задевает и заставляет вспомнить себя, сравнить себя с этим рыдающим малышом. Это большая удача, когда личный опыт поэта возрастает до личного опыта каждого, читающего текст.

А вот как броско Игорь Бойко высказывается по поводу одной из ключевых фигур российской истории.

Калита

Не жжётся пламя давних бедствий,

Удачлив будь – и минет срок!

Плевать на цель,

Плевать на средства —

Успехом затмевай подлог!

Будь виноватый или правый,

Пройди людской и Божий суд —

Но основателя державы

Изменником не назовут.

И здесь нет ни капли исследовательского надменного прищура. Видно, что стихи написаны человеком, влюблённым в свою страну, в её историю, живущим не личным и суетным, а всей грудью вдыхающим наш многовековой исторический воздух.

А вот образчик мужественной лирики, где, чем скупее слова, тем сильнее напряжение страсти.

Так помнят созвездия волгло —

Ощупью-светом…

Тонко.

Алмазная тлеет наколка

В плече океана: «Ольга»…

Трепеты белых наливов,

Талая ветка смущенья

И святотатство наива

В каждом прикосновенье.

Тем, кто будет читать «Возвращение», предстоит удивительно знакомство с многогранным человеком, человеком, доверившимся поэзии, и она это его доверие оправдала. Равно как и сам Игорь Бойко оправдывает доверие тех, кто откроет этот яркий и самобытный том.

Максим Замшев

Кровь угрюмого погреба терема,

Лишь разбавить звёздной рудой,

Ворон выберет мёртвое дерево,

Хоть летит за живой водой.

Цветок

Зная не цвет… но – стынь,

Да и не будь той – от сердца до кончиков пальцев, —

В ночном саду цветок распускается,

Тьму превращая в синь.

Забайкалье

Друзьям той эпохи

Змея за мною ползёт по следу,

Оставленному – тому столько лет – на горе.

От следа, чаши извечной, отведав,

Исходит восьмёркой, шипя на заре.

К утру гора белеет, как череп,

Гудит мой двойник, мой возлюбленный терем,

И вторит серебряной молнии звон —

Вернулся домой костяной камертон.

Сдавило досками, любовью, сделкой?..

Морями будь.

Дощечка колыбели тайной стрелкой

Всё ищет путь.

Мотылёк

Мальчик узнал, что умрёт, и громко рыдает.

Улыбается мама: что за брызги из ландышей мая?

«Это будет не скоро, так не скоро, почти никогда,

И сперва буду я, и ещё не умру, а состарюсь,

Да и это почти никогда, сколько вёсен растает».

Не смолкает малыш: всё равно это будет, будет!..

Горе заговаривает мама, как водицу студит:

«Вон летит лепестковая жизнь, мотылёк,

И увянет так скоро, как домик-цветок».

Только это не в счёт.

Заговоры не действуют, горе кричит и течёт.

«Ах, малыш… С океанами тянется век черепах, альбатросов.

Им песчинка – век мотылька, но их жизни равны, говорят,