Александр Власов - Лишь украдкой

Заманчиво шептаться при луне,
Не требовать обычного пути,
Заманчиво, но царства лилий мне
В окрестности другой нельзя найти.

Невесело далёкому костру
У берега, на лоне забытья,
Невесело речному серебру
Под вербами без трелей соловья.

Всё нежится в полночной синеве,
Горит окном отрадное жильё,
Виднеются ромашки на траве,
Но кроется далёкий лик её.

На ручей в окно она глядела,
На цветы, на зыби ивняка.
Но в тоске не виделось ей дела
До скупых отдушин уголка.

С ней слегка сражаюсь я сначала,
За порог ищу потом уйти,
Но в халат она ключи послала,
Предо мной возникла на пути.

В нежный плен объятий заключила,
Всякий спор отвергла без труда.
Большинством играющая сила
Неспроста владела мной всегда.

На качелях она месячной полночью
Среди пёстрых огней длила катание,
Колдовской шоколад ела на воздухе,
Серпантином увитая.

Я держался при ней, веря, что в памяти
Не пропасть ей такой – мехом окутанной,
С белоствольной четы снежными хлопьями
Ненароком осыпанной.

Что содействует ей – мнится чарующим,
А немилым оно только считается;
Пролепечет: «Умри!» – сгинешь от нежности.
Повелительно лучшее!

Под балконами цветы
В полутьме дышали знойно;
Обнимала крепко ты,
Сердцеед – уже спокойно.

Любопытная семья
Нависала на перила —
Всё подверг упрёкам я,
Всё в округе ты простила.

Небезрадостны черты
Легкомысленного дела:
Поначалу никла ты,
На разлуку – хорошела.

Подружка любимая словами и взорами
Коснётся подспудного порой проницательно —
Того, что настойчиво тревожит укорами,
Что блёстками лживыми скрываю старательно.

Но как мы врачуемся приёмами нежными,
Как мало терзаемся шипами жестокими!
По нраву мне милая покровами снежными,
Кудрями воздушными, глазами глубокими!

Прозрение девушки – то счастье случайное,
Всезнание чудное – то магия мнимая,
Приводит от ревности в смущение тайное
Словами и взорами подружка любимая.

Заходила ты в пруд – и бежала попятно.
Твои визги звучали по-девичьи приятно.
Ты плескала в меня, заводя поединки,
И с отогнанной тиной трепетали кувшинки.

Ты плескала в меня пламенеюще-смело,
Но дрожало на гальках ароматное тело.
Докучал я тебе – ты сердилась ужасно,
Но совсем отступался – горевала безгласно.

Докучал я тебе: то возникло навечно —
Где голубке сердиться, мне смеяться сердечно;
Где ласкать я хочу, ты сражаться готова…
Но зовёшь искупаться меж кувшинками снова!

На воду брошены последние цветы,
Забыты летние интриги,
Но мне безгорестно: мне выполнила ты
Закладку чудную для книги.

Безумно плещется багряная листва,
Фонтан осёкся в лихорадке,
Но мне безгорестно: мне дороги слова
На появившейся закладке.

«Разъединяются не прихотью любой —
Необходимостью суровой.
Но мне безгорестно: мне быть ещё с тобой,
Закладкой быть ещё вишнёвой».

По вине прикосновения
Слышу в комнате глухой
Шум увядшего растения,
Шум отчаянно сухой.

Принесла воды спасительной
Милосердная рука
Для цветка в алчбе томительной,
Для последнего цветка.

Нелегко существование,
Но пленительно зато,
Где столь явственно призвание,
Где способности – ничто.

Несмело простишься с убогой теплицей
Для жизни богатой, но подлинно трудной;
Тревожна разлука с заветной цевницей,
Добра не сулящей стезе безрассудной.

Неужто секира суровых условий
Не даст инструменту губительной раны?
Та певчая птица, что всех образцовей,
Летит из остылой в отрадные страны.

Решения духа как будто зловещи,
Нетвёрдому надо того, что нетрудно,
Но, только осилив ужасные вещи,
Приблизишься к цели, сияющей чудно.

Стороной, стороной
Шумно листья шелестят;
Я не сплю, надо мной
Тонко ласточки свистят.

Я блажен, я могу
Предаваться чувством ей,
Лишь её берегу
В ясной памяти своей.

Колдовски тронут я
Речью самой ходовой;
Не дано забытья —
Впечатления с лихвой.

Даётся под небом её предпочтенье
Пустому цветку:
Достойное чувства другое растенье
Несёт ей тоску.

Случается мять ей душистое племя
Во мгле дождевой:
Любая минута – не лучшее время
Для неги живой.

Прекрасней ли было б её подчиненье
Примеру друзей?
То было б уныло – пускай треволненье
Сопутствует ей.

На качели пришли мы без мысли резонной
В полумгле дождевой.
За речами раскрыл я свой зонт однотонный,
Ты – расцвеченный свой.

Прояснил я тебе щепетильные страсти,
Да нельзя не вздохнуть:
Их изысканный смысл убеждает отчасти,
Тривиальный – ничуть.

Уязвления в нас одинаково жгучи,
Но крылаты на спад:
Утешаемся мы, что соблазны летучи,
Что спасает уклад.

Идя со знакомой, на диво любезной,
Шутил осторожно о страсти коримой.
Внезапно столкнулся с отчаянной бездной,
Зиявшей во взоре ревнивости зримой.

Невольно смутился: презрения стоит
Язвящий другую на поприще хвата,
Ведь он её чары любовью удвоит,
Изменой – до капли лишит аромата.