Евгений Евзельман - Мир моей Души

Упомяну сопливую романтику.
Пьеро в России отродясь простуженный.
Одет он в разукрашенные фантики,
И сразу видно – идиот контуженный.

Ничуть не лучше выглядят философы.
Их мудрость, как пурген от кашля сильного.
Малевич, твой квадрат немного розовый
И даже голубой. Сегодня стильно так.

Короче, симбиоз всего и всякого.
Немыслимо глубокая адгезия.
Оставим выводы, они не одинаковы.
Отвечу однозначно: «Быть поэзии!»

Что ждём мы от поэзии, друзья?
Признаться честно, озадачен я
Разнообразием полученных ответов.
Бурлят ручьи верлибров и сонетов,
И создают поток сознания.

В нем отраженье беспокойных снов.
В нем «за» и «против» по краям весов.
В нем и любовь, и ненависть. Все сразу.
В нем благородством дышащие фразы,
И воля без решёток и оков.

Стихи дают возможность быть собой.
И словно птица в небе голубом
Парить над миром бесконечно долго.
Почувствовать себя всесильным Богом,
И «всыпать перца» тучам радугой.

А можно просто обогнать рассвет
И приземлиться там, где шума нет.
Где, как в раю, поют о счастье птицы.
Куда душа давным-давно стремится.
И провести там много-много лет.

Или, ныряя в вату облаков,
Проткнуть иголкой пелену веков.
Поговорить на равных с фараоном
О неизменной сущности законов.
И приобщиться к мудрости Богов.

Поэзия способна в нас вселить
Талант Веласкеса, Моне или Дали.
Подвластны ей и таинства Родена,
И Паганини «дьявольская» сцена.
Она душе быть праведной велит.

Отображаю состояние души,
Наивно думая, что это мне поможет.
А близкий друг советует: «Пиши!»
И я пишу о том, что так тревожит.

Надеюсь в этом мире отыскать
Того, кому созвучны эти строки.
Того, кто мне поможет вновь познать
Сакраментальный смысл моей дороги.

Того, кто в состояньи оценить
Надрывный крик моей души нетленной.
Того, кого опять смогу любить
Так, чтобы пели звёзды во Вселенной.

Стихи – это мысли. Стихи – это чувства.
Стихи – откровение нежной души.
Поэзия – главное в мире искусство,
Божественный дар, воспевающий жизнь.

Гимн чистой любви без оттенка лукавства.
И низкий поклон уходящему дню.
Поэзия избрана Богом на царство.
Поэтому я ей себя отдаю.

Необъяснимо, правда ведь, скажи.
Как молнией явившись, озаренье
Все лоскутки потрепанной души
Сшивает в полотно стихотворенья.

Чуть добавляет перламутр слёз
По контуру небесного портрета.
И кажется, как будто не всерьёз.
Как будто только снится мне всё это.

Однако, нет. Осталось на листке
Свидетельство ночного откровенья.
А в новый день, вернувши ночь тоске,
Врывается надежды дуновенье.

Меня не оставляет мысль одна:
Как, всё-таки, поэты одиноки.
Питаются иллюзиями сна,
Считая правдой собственные строки.

Всё кажется, впервые говорят
О красоте, о нежности и страсти…
И на кострах сознательно горят,
И сердце позволяют рвать на части.

Их участь – быть у жизни за бортом
И первыми класть голову на плаху.
Но, парадокс! Их чествуют потом
За рифму без упрёка, и без страха.

Я снова о поэзии. Обидно…
Один момент покоя не даёт.
На первый взгляд его совсем не видно.
И тем не менее, что ждёт от нас народ?

Пьеровских слёз о безответных чувствах?
А может Арлекиновских реприз,
Несущих хамство с пошлостью в «искусство»,
И требующих, непременно, приз

За сальность, унижающую даму?
В позёрстве есть определённый «шарм».
Но согласитесь, это ли не драма:
Летит со сцены глупость… А душа,

Закрывши уши, от стыда трясётся.
Ей «Извините!» хочется сказать.
А масса бездуховная смеётся.
Знать Арлекин – король! Ни дать, ни взять.

В границах юмора немыслима халтура.
Но, перейдя дозволенного грань,
Смешит «паяц» очередную дуру,
Лакающую марочную дрянь.

Легко, пожалуй, списывать на годы.
И резюмировать, что вырастут, поймут.
Отличный способ воспитать уродов,
И без проблемы нацепить «хомут».

Мне хочется, чтоб было по-другому…
Но, если честно, ноль альтернатив.
Пьеро в поэзии – слезливая оскома,
А Арлекин – убогий «позитив».

Любой поэт по-своему чудак.
Он выбивается из общей колеи.
И видит этот мир совсем не так;
Для всех ворОны, для поэта— соловьи.

Он обречён, унижен, ослеплён.
Но одержим, и это не отнять.
Он в небесах, поскольку он влюблён.

Не злитесь, что не можете понять
Намёк на бред в рифмованных словах.
Витиеватость в браке с простотой,
Где вечно не при теле голова.
Одновременно полный и пустой.
То радость, то вселенская печаль.
Как нонсенс: летом снег, зимой жара.
Сейчас. Сегодня. Завтра будет жаль!

Душа бунтует и кричит: «Пора!
Твой принцип – действуй, а потом жалей.
Страдать, не сделав, это же смешно.
Гони сомненья и вперёд смелей,
Что быть должно, давно предрешено!»

Талант рифмовать не всегда помогает
Стихам появится на свет в тишине.
Основа поэзии чаще другая:
Звучанье души по желанью извне.

Небесный Суфлёр текст диктует по фразам.
Душа ему вторит, как-будто актёр.
И сердце включается в действие сразу,
Поэзии чувств зажигая костёр.

Там, в пламени жарком, рождаются строки,
Разящие мрак посильнее меча.
В энергии этой природы истоки,
Способные к жизни людей возвращать.

Я снова в парке. Рядом ни души.
Сезон, увы, совсем неподходящий
Для пылких встреч в сомнительной тиши
Возможного с реальным настоящим.

Дождь занял все свободные скамьи
И ручейками затопил дорожки.
Я отпустил фантазии свои…
Пусть порезвятся с рифмами немножко.

Пейзаж не нов. Однако всякий раз,
Особенно когда вдали от шума,
Я нахожу десяток новых фраз…
Не обязательно каких-нибудь заумных.

Пусть это будут фразы ни о чём.
Не всё же время выглядеть серьёзным.
Да и к чему размахивать мечом?
Известно, шутка действенней угрозы.