Денис Коюшев - Лампады зажигает небо

***
Одинокая тень, бесконечный покой,
Отраженье в воде доброй девы.
Где – то там вдалеке, за широкой рекой,
Слышат птицы свободы напевы.
Океан бурь житейских глотает людей;
Все спешат за навязанной жизнью.
Кто – то внемлет созвучию глупых идей
И становиться жалкою слизью.
Здесь неясно кто прав был, а кто виноват?
Непонятно зачем суетятся?
И зачем умирают рабы и горят?
Почему звезды в небе искрятся?
Одинокая тень, бесконечный покой.
Отраженье в глазах мирозданья.
Жизнь течет где – то там полноводной рекой,
А отшельник желает изгнанья.
Кто смеется, кто плачет и кто виноват?
Лишь Создатель, наверно, все знает.
Кто родился и умер, отправившись в ад,
И над кем дева страстно рыдает?
Все забудут напевы и люди уйдут,
Словно тени в полночные своды.
И года пролетят, пролетят и сотрут
Наши детские, юные годы.
Одинокая тень, бесконечный покой.
Отраженье Луны на озерах.
Где – то сердцем кричит златовласый изгой,
Люди прячутся в мертвенных норах.
Закрывают запоры, стучи, не стучи:
Кто поможет, коль станешь один?
Только Бог потерял от сердец все ключи,
Некто раб был – теперь господин.
Заметая следы, время все замело:
Все проходит и радость, и горе.
Только чувствую, сердце мое умерло,
Среди звезд на прекрасном просторе…

Загримированное счастье —
Фальшивый золотистый рай.
Души измученной ненастье,
Родной – убогий, дикий край.
ночь, и вой волков на небо,
И буря – гнев богов на мир.
Желанье зрелищ, больше хлеба,
И зла, воздвигнутый кумир.
Холодный ветер, мрак в прохожих;
Желанье в плаче и любви,
И жало слухов толстокожих;
И вера, с ночи до зари.
Надежда, мудрость и сомненье.
И кнут, и пряник, и ярмо.
И пустота и вдохновенье, И истины простой зерно.
…
Загримированное счастье —
Фальшивый золотистый рай.
Души измученной ненастье,
Родной – убогий, дикий край…

Так прекрасно поет на свирели
Сладострастная дева моя.
Ее песням и ветры, и ели,
Вторят, песни неся до меня………
Темноглазая, добрая дева,
Я мечтал о тебе вдалеке.
Я Адам, ну, а ты – просто Ева,
Подчиняясь желанья реке,
Я плыву по реке, созерцая созвездья,
Ты на бреге сидишь, ожидая меня.
И в душе, как давно, расцветают соцветья,
Наше счастье од бед, навсегда, сохраня,
Ты сверкаешь глазами, облака пролетают,
Задевая Луну и небесный причал.
И сердца наши снова себя согревают,
Даже если бы мир навсегда замолчал.
…
Так прекрасно поет на свирели
Сладострастная дева моя.
Ее песням и ветры, и ели
Вторят, песни неся до меня…

Зараженный огнем и страстями,
Умирал я на плахе любви;
И сияло мне небо цветами
В ожиданье чудесной зари.
И молчал небосвод, вспоминая,
Про печальные муки мои,
И Создатель смотрел, сострадая,
Звезд горели цветные огни.
И пегас пролетал над Луною,
Расставляя крылатую сеть,
Проникая свободной мечтою,
Не давая сердцам умереть.
Небо плакало, темные дали,
И молился палач предо мной;
Не с лягушкой меня повенчали,
С девой чистой, прекрасной, родной.
Меч разбитый и стрелы летели,
Отражаясь, в небесной дали.
Натыкаясь на души из стали,
Кто – то сердцу кричал – не гори!
И прощаясь, смотрел я на небо,
Но не умер, родившись для новой борьбы.
Но, и люди смотрели не слепо,
И молчали на бреге неясной судьбы…

Заблудившись в дремучем лесу,
Шел я к свету, надеясь на чудо.
Думал радость свою я спасу,
И не будет мне страшно и худо.
И к богам я взывал и к теням,
Спотыкался о корни и ветки,
Наслаждался в душе, и страдал,
Огибая капканы и сетки.
А в дали зажигались огни,
И Луна тускло в небе светила.
Полюбил я мечтанья свои:
Лес дремучий, где тратилась сила.
И однажды, пройдя через все,
Сквозь шипы и холодные камни,
Я увидел средь леса ее,
И избушку, где крепкие ставни.
Пел ей песни я ночью седой,
Ждал ответа, хотел лишь украдкой
Убежать с ней, расставишь с бедой,
Но она не рассталась с кроваткой. —
Ты больной! – мне сказала она,
И в избушку проворно сбежала.
Забываясь в безумии сна,
И закрывши лицо покрывалом,
Я оставил ее там, в лесу,
Может, вспомню, когда – то с печалью.
Ее образ в себе я несу,
Но покрыт этот образ вуалью.
И нашел я дорогу свою,
И из леса я вышел спокойно,
И звездой я теперь не горю,
И живу, как хочу, самовольно.
А она где – то там, вдалеке,
Умерла в темном мрачном лесу.
Так, не выйдя к просторной реке;
Я ее в своем сердце несу……

Зачарованный мир светлой тенью мечты,
Отразился в задумчивых лицах.
А кого – то согнули мученья беды,
Кто – то веру нашел в горних птицах.
Время вспять потекло, как волшебный прибой,
Замирая в сердцах на мгновенье.
Разлилась всюду жизнь полноводной рекой,
Выражая и боль, и сомненье.
Радость крика ребенка, убитый солдат,
Грохот звонких цепей за оградой.
Кто – то был заколдован, растоптан, распят
Кто – то просто травился отравой.
На мгновенье года и века замерли:
Все застыло пред Богом созвездий.
И ожили все те, что давно умерли,
Ожидая хороших известий.
Многоликая жизнь и века – зеркала.
Многозвучная поступь природы.
А когда – то в тиши ты меня позвала,
Вспоминая про светлые годы.
Заколдованный сон и безумство в ночи;
Беспробудное быта томленье.
Посмотри, вдалеке все ж горят две свечи,
Как простое желаний решенье.
…
Зачарованный мир светлой тенью мечты,
Отразился в задумчивых лицах.
И душа поднялась над пределом судьбы,
Ожидая зарю в багряницах…

Воздвигнут кумир из стекла и бетона.
Ему поклоняются люди везде.
И падают ниц у громадного трона,
Забыв о себе и о тяжкой беде.
Подарки несут, отдают все, что можно,
И просят покоя и мира себе.
Ползут на коленях весьма осторожно,
И молятся идолу – грешной судьбе.
Хотят, есть послаще и жить посытнее,
В тепле и уюте, закрывшись за дверь.
И идол становится больше, сильнее,
Людей, пожирая, как истовый зверь.
И люди в постелях лежат осторожно:
Боятся вздохнуть и исполнить нужду.
А идол захочет, и станет тревожно,
И люди затеют у трона вражду.
А кто – то, как ракушка, скрывшись от мира,
Боится, что идол раздавит его,
И кушает прах у подножья Кумира,
Опять забывая себя самого.
И люди как жертвы приносят подарки,
Друг друга предав, убегают в ничто
Объятья Кумира и жарки, и сладки;
Но если оставишь Кумира – ты кто?
И если не станешь ему поклоняться,
Той жажде наживы и теплым местам,
Придется тебе, перед ним извинятся,
Иначе проглотит, и станешь ты – «хам».
И будешь слоняться по улицам темным,
Никто не поможет тогда уж тебе.
Умрешь на помойке изгоем холодным,
В страданьях, мученьях и страшной нужде…