Игорь Галеев - Жития Грешка и Гармонии. Книга вторая

Как поступил герой наш в «мед»?
Приятель мамы – протеже…
Тс-с! За такое неглиже
Непризнан буду тыщу лет.
Скорей, мой бес, зажги свечу!
Не тем я нервы щекочу!
Короче, честно и без взяток,
Обширным знанием, умом,
Был взят очередной подъем
И мир на вкус был терпко-сладок.
Казалось – что еще желать? —
Лечи людей – нагих, убогих.
Прекрасней дела в мире нет!
И за тебя спокойна мать —
Под солнцем встанешь ты на ноги —
Вот счастье ей на старость лет!

И Сашка взялся за учебу,
Ночами в сессию не спал,
В библиотеках изучал
Историю – наук амебу.
Дурел от вороха цитат
И ненавидел Петроград.
Но – не дурак, и посему
Сдавал экзамены неплохо
(Вы ждете нового подвоха,
Привыкнув к стилю моему?
Вы просчитались!), и тогда
Вновь стало скучно и противно
Смотреть на мир и на себя:
Взошла Кудесница-звезда
И отразилась в сердце гимном,
И презирая, и любя…

Так и со мной когда-то было —
Увидел свет большой Звезды,
Познал великие мечты,
И дерзость сердце окрылила,
И, отрекаясь от былого,
Был жалким отзвуком святого —
Святого Имени, Судьбы,
Не обывательско-животной,
А бесконечно-мимолетной,
С разумной яростью борьбы.
Ну что за жизнь – плодись и грейся?!
Ты – человек, не бегемот,
Есть силы, шанс, любовь и злоба,
А красота – кругом – залейся!
К штурвалу! Твой пришел черед!
А впереди – ни слез, ни гроба.

«Туманно» – скажете. Быть может…
Родишься, но не видишь свет.
Когда юнцу семнадцать лет,
Его невнятное тревожит.
И здесь решиться: или-или,
Существовали или жили.
Мы выбираем путь однажды,
Идем всему наперекор,
Сметаем предрассудков сор
И дела истинного жаждем.
Мы отрицаем, мы пророчим,
Клянемся и даем обет:
«Я подарю себя Вселенной!..»,
Т.д., т. п. и многоточья,
А там, минует десять лет,
«Забудем» клятвы постепенно.

Кого винить? На что ссылаться?
На быт? На время? На жену?
На темперамент? На страну?
В словесном блуде изощряться?
Ты был и сгинул. Амба. Все!
Другой поднял твое копье.
Мешать и злобствовать не смей!
Не мсти за молодость и клятвы.
Настанет время смертной жатвы —
Смотри на солнце и детей,
Пускай не ты, пускай другие
Пройдут дорогою мечты,
Ты поддержи рукой и словом,
Они – всесильные – живые,
Они, безумие и ты
В стремленьи сладостном и новом.

Спеши, спеши, моя рука!
Бурли мой разум! Свое дело
Мне надлежит закончить. Смело
Лети мой конь! А седока
Простит задумчивая дева
За горечь странного напева.
Ты знай, красавица, тебе
Я шлю непризнанные строки.
Не поминай мои пороки
И не печалься о судьбе
Неугомонного поэта.
Живу я счастливо, красиво,
И ненавижу, и скорблю,
Жду от друзей вестей, привета,
Люблю собак, табак и пиво,
И дочку вредную люблю.

Остановлюсь. Еще немного
И быть мне ангелом в раю:
Паршивец! – сам себя хвалю.
Суди меня, читатель, строго —
Пошли сплошные отступленья,
Я назову их «откровенья».
Уж в них я душу отведу
И карты вам свои раскрою,
Ну а теперь пора герою
Дать темы моему труду.
Живет он в городе прекрасном,
У восхитительной реки,
Презревшей власти и границы;
Летят здесь летом в небе ясном
Под пароходные гудки
Пух тополей, мошка и птицы.

Пустынный город на Востоке.
На утрамбованных холмах
В ночных и солнечных лучах
Он заколдован сном глубоким.
Пока он тяжко крепко спит
В нем заправляет Вечный Жид.
Оберегает сон умело
И восхваляет тишину,
Он превозносит старину
И любит, чтоб везде блестело
Число магическое «Семь».
И трафаретные портреты.
Скрывают облик подлеца.
К чужим страданьям глух и нем,
Дает народу он советы
И заседает без конца.

Не любит смех он, потому что
Смех будоражит, веселит.
Имеет Жид надменный вид
Ему везде тревожно, скучно,
Порой он вспомнит, что распяли
Того, чьим Словомправить стали,
Что никогда не смогут люди
Простить Голгофы и Креста —
Ударить пленного Христа? —
Любой за это проклят будет.
Жид долго странствовал и вот
Осел и вжился. Хамельонски
Царит и властвует. Везде
Из года в год, из рода в род
Наводит он порядок жесткий,
Забыв о Праведном Суде.

Я описал картину. Сашка
Над ней полгода простонал.
Каков сюжет! Каков накал!
Чуднов и тот сказал: – Замашка
Видна недюжая. Ништяк!
Тебе пора бросать, чудак,
Зубрить святую медицину.
Уходим вместе. Я с тобой.
Пускай тоска, пускай застой!
Ну а когда другие сдвинут,
Как говорится, с мертвой точки
Инертность и маразм идей?
Простишь себе ты осторожность?
Уход наш – это лишь цветочки —
Созреют ягоды быстрей.
А жить, как мы с тобой, – безбожно!

– Куда уходим? Как уйдем?
Олег взбесился: – Ты ли это?!
Мы обойдем с тобой полсвета!
Мы сможем многое вдвоем!
Не уважая свой талант,
Ты поступаешь, словно франт!
Пишу стихи. Пока – дерьмо,
Но будут взлеты. Непременно
Мы обмозгуем постепенно
Что нам природою дано.
Олег пустился в рассужденья,
Мол, каждый с детства даровит,
А дар в борьбе распознается,
Упустишь нужные мгновенья,
Своя же память не простит,
И горько каяться придется.

Ему как эхо вторил Спорин:
– Не наше это ремесло.
Учиться здесь – больным во зло!..
Олег признанием доволен,
Подвел решительный итог:
– Звезда взошла и с нами Бог!
Осуществить свой план на деле
Не так-то просто было им.
С деканом, мрачным и седым,
Шесть рандеву друзья имели.
Косые взгляды педагогов,
Советы опытных друзей,
И материнские упреки.
Проклятья, слезы… В общем, много
Больших и маленьких камней
Во тьме им шлепалось под ноги.

Да, впереди не только счастье.
Несчастный случай стережёт
Повсюду нас, как мышку кот.
Кончина близких, боль, ненастье,
Опустошения, война —
Всем этим жизнь полным полна.
А сколько гаденьких страстей,
Убийц, садистов, извращенцев,
Идейных психов, отщепенцев
Веками мучают людей!
Готовьтесь к худшему, поняв,
Что тот, кто вынесет страданья,
Не потеряв рассудок в горе,
Среди трагедий и забав
Сумеет жаром созиданья
Осеменить людское море…

В пылу дебатов и скандалов
Дни проходили. Наконец,
Приехал сам Чуднов-отец.
– Его здесь только не хватало, —
Тоскливо морщился Олег, —
Машина, а не человек.
Друзья с папашей просидели
Полдня в гостинице. Он им,
Подтянут, бодр, неутомим,
«Пел, словно кешинский Сальери»: *
– О! Я ценю максимализм,
Но не такой! Уйти без цели,
Забыв о клятве Гиппократа?
Безумный ваш эгоцентризм
Отверг бы сам Макиавелли!
Зачем губить себя, ребята?!