Владимир Холодок - Плыл по морю хариус

Мимо милой ходят люди,
кто к ней близко подойдет –
закрываю сразу грудью
лобовое и капот.

Ладно, ставлю у подъезда,
где опавшая листва;
я читал в решеньях съезда,
что не будет воровства.

Лёг в квартире – ужас снится,
что в машине на дворе
чья-то блещет поясница –
ходят воры на воре.

Просыпаюсь спозаранку –
вся изорвана кровать.
Столько тыщ вложить в цыганку –
как её не ревновать?

Но сбылись мои опаски,
мои глазки – в десять слёз,
нет в багажнике запаски,
фары нет и всех колес.

Мы лежали – два подранка,
я визжал, впадая в раж.
Я люблю тебя, цыганка,
я куплю тебе гараж.

На кишку надел бандаж,
побежал искать гараж,
хоть и был я весь разбитый и болезный.
Но гараж спасет от краж,
он машине, как блиндаж,
на запорах, на замках и весь железный.

– Эй, хозяин, дашь не дашь
мне за тысячу гараж?
Заиграла на губах его ухмылка:
– Мало дал, а много хошь –
цены прыгают, как вошь.
Сторговался я за две и плюс бутылка.

Руку к сердцу приложа,
бед хлебнул от гаража,
потому что гаражи, как филиалы
ресторанов и блатхат,
где сплошной матриархат,
где нарушены морали идеалы.

Я, как птица о двух крыл,
подлетел, гараж открыл,
только сразу ошарашен был и скован –
в уголке сидят две девки,
а хозяин без издевки
мне сказал, что, мол, гараж укомплектован.

Я сказал, раскомплектуй!
Девки в голос – вот те х-хрен,
к гаражам мы этим с детства приобщились,
ты нас просто накорми
и слегка опохмели,
что мы зря сюда с Химмаша притащились?

Это что же, на свои
накорми и напои?
Но – традиция, тут некуда деваться.
Я вина им притащил,
но, видать, переборщил –
девки начали зачем-то раздеваться.

Не нужна мне ни одна,
а с двумя совсем хана,
за подмогой побежал в гараж к соседу.
У соседа в гараже
тоже девки в неглиже,
он сказал, пересиди, пока уедут.

Заодно мне подсоби,
вишь, какие особи,
я смотрю, ко мне подсела, точно, особь.
Намекнула про любовь,
но, как Ленин и Свердлов,
не позволил я моральных перекосов.

Я вернулся, в гараже
девок не было уже.
Я раскинулся на мягкой оттоманке.
Думал я, ну ты скажи,
для чего же гаражи?
И зачем его купил своей цыганке?

А в соседнем гараже
пик намечен в кутеже:
шум от слез стоит, от песен и от танцев.
Крики: «Я тебе рожу
и в парткоме докажу!»
Ну как будто там гуляют иностранцы.

А потом все стихло враз,
выхлопной повеял газ,
я – в гараж быстрей, успел к ним, слава богу.
Угорели, как зверьки,
Я натер им всем виски –
задышали, зачихали понемногу.

А сосед Пономарёв,
как очнулся – сразу в рёв.
Ну а девушки, очухавшись, сказали:
– Не води ты нас в гараж,
лучше дома расшарашь,
в крайнем случае, в курилке на вокзале.

Мне не надо гаража,
он как плесень или ржа,
отголосок он основ капитализма.
Это ж собственность, гараж,
значит, это просто блажь,
это клизма для идей социализма.

Сходу я продал гараж,
все в стихи, на карандаш,
а цыганку на стоянку я пристроил.
Пусть она в снегу, в росе,
но зато она, как все,
как и дОлжно быть при самом верном строе.

В навоз воткнул я вилы
возле личной виллы,
зову так дачу я, точней – сарай.
И плюнул я с досады
в горшочек для рассады,
ну кто сказал, что дача – этой рай?

Жена клопов ловила
В диване нашей виллы,
а с кухни выгоняла пауков.
– Шабаш! – сказал ей громко, –
давай мои котомки,
отправь меня на волю из оков.

– Варвара, нету мочи,
я в Крым хочу и в Сочи,
целуй меня скорее в нос и лоб.
Поеду я в Алупку,
там все без полушубков,
и я там загорю, как эфиоп.

Я деньги взял в чулане,
над ними вечерами
мечтал, теперь прощай, велосипед!
Жена всплакнула малость,
а что ей оставалось?
Рукой покорной погрозила вслед.

Вокзал гудел, как улей,
мужчину там разули –
хулиганье! Мне жалко мужика.
Отдал ему я кеды,
он их надел покеда,
представился: «Григорьев из ЦК».

– А что ж ты не спецрейсом,
не воздухом, а рельсом?
В вагоне ехать суток полторы.
Он оглянулся ловко,
шепнул: «Командировка.
Не спрашивай про это до поры».

Его я принял в пару:
один погибнет парень,
на всем готовом он сидит в ЦК,
отвык от нашей жизни,
живет при коммунизме,
а тут реальность схватит за бока.

Мы встали за билетом,
но стало ясно – где там!
Кругом толпа, жара и мишура.
Как зверь, я рвался к кассе,
мне кто-то нос расквасил…
Взял в общий два. В Алупку! В Крым! Ура!

В вагон наш проводница,
с глазенками девица,
втолкнула пассажиров сотни две.
С Востока ехал дембель,
глушил вино под крендель,
Григорьев ужаснулся – скотник-де.

В портяночном настое
доехали мы стоя,
Григорьева я вынес на руках.
Он лёг под первый тополь
и крикнул: – Симферополь!
Как далеко ты, сволочь, от ЦК.

Он стал искать бумажник,
но побледнел весь ажник,
сказал: «Украли». Сделался суров.
Потом издал он вопль,
из носа вытек сопль:
– Ну как же так? Ведь нет у нас воров!

Добавил: – Вот так ребус.
Мы сели на троллейбус.
Григорьев ехал молча и потел.
В Алупке комнатёнку
мы сняли за пятёрку,
пошли на пляж, где море разных тел.

Сказал, вздохнув, Григорьев:
– И наши все на море,
в Ливадии балуют до утра.
Едят икру и сёмгу,
а завотделом Сёмка
лакею тычет в морду осетра.

Живём не хуже негров,
ведь сколько в наших недрах
и золота, и нефти, и угля.
На нас Массандра пашет,
Дюрсо Абрау – наше,
вина как грязи, только потребляй.

Я молвил с интересом:
– Молчит об этом пресса,
зато о показателях орём.
Вот мы с тобой у тётки
живем не по путёвке,
А ваши тоже едут дикарём?

И если да, то сколько
вы платите за койку?
И как спиртное? Тоже до семи?
Когда берёшь бутылку,
не чешешь ли в затылке,
челом не бьёшь таксисту до земли?

В палате цен кто служит,
наверное, не тужит,
вздувая цены на процентов сто.
Я слышал, замминистра
за воровство – под выстрел,
а ты, мол, не слыхал про воровство.

Тебя обворовали –
не умер ты едва ли.
А замминистра всех – под гребешок!
А сколько замминистров?
Скажи-ка, только быстро.
Вот то-то же. И есть у всех грешок.