Геннадий Смольнов - Ты, Россия, любовь моя. Стихи, проза, тексты песен

И пускай тогда пора златая,
Очарованная сказкой колдовской,
Звонким детством, как бальзамом согревая,
Грустной ноткой пропоёт, но не тоской.

Сгустился вечер за окном.
Где ходишь ты, сыночек?
Всё холодней, печальней дом
В тиши бессонных ночек.

Твой путь – река, кругом туман.
И ты не видишь, к сожалению,
Что по реке, как на таран,
Спешит сей жизни проявление.

Ну, а когда уйдёт туман
И ясный день увидят очи…
А надо мной уже бурьян.
Я жду тебя, сыночек!

Мне сегодня с утра
То ль взгрустнулось чуть-чуть
И ни свет ни заря, но уже не уснуть.
И, ругая хандру, я на кухню прошёл…
Боже мой! А на улице – снег ночью шёл.
Он кружился, играя, стучался в окно.
Ну, чего это в мае опять замело!
Я настроил гитару, чаёк заварил
И, присев у окна, погрустил, покурил.

И прорвалась весна сквозь меня на лады,
А в гитаре – душа неземной красоты.
И лечила она набежавшую грусть.
А на улице снег, ну и пусть, ну и пусть.

Расскажи по-простому, стальная струна,
Про Россию, про то, как прекрасна она,
Как токуют в лесах по весне глухари,
И про то, как летят в синеве журавли.
Про бескрайнюю даль, про тепло и уют,
Про тоску и печаль, и последний приют,
И, как кони храпят да назад подают,
Я хлещу по бокам, изорвался уж кнут.

Я трепал шестиструнку ещё три часа,
А память кружилась, что искры костра,
И ушла незаметно попутчица грусть.
А на улице снег, ну и пусть, ну и пусть.

И когда в суете появляется грусть,
Я к гитаре своей, как всегда, прикоснусь
И услышу ласкающий шёпот струны,
Ведь в гитаре душа неземной красоты.

В рубище срамном,
пленённый «клеткой»,
в сумраке
пустого бытия,
с душенькой шальной,
как с чёрной меткой,
будто
это вовсе и не я.

Чёртушкой верчусь
на пьяной паперти,
беленькой
с блаженными напьюсь.
Сохну и бичую
да при памяти,
и клеть не на замке-
открыть боюсь.

В омуте хладном
глубин бездонных
тонет
неисполненный завет.
В рокоте дурном
ночей бессонных
ходит
глюкогенный, сивый бред.

Прямо
и вот так, без предисловия:
Стыдно, пьянь, наркоша, —
меркнет свет!
Глядь,
а уж коса у изголовья-
чик и будь здоров,
привет.

У дальних берегов, где край цветущих роз,
Где с синих гор спадают бурно воды,
Жила сама любовь, не зная жгучих слёз-
Царица грёз и, пленница свободы.

И в час, когда лучи пылающей зари
В долину грёз сквозь горы пробивались:
Свистели соловьи, а крылья у любви-
Дрожали, и от счастья раскрывались.

А поодаль, в тени, за горною грядой,
За пропастью холодного тумана,
Жила, считая дни, пленённая тоской-
Разлука, упоённая дурманом.

И чистая любовь, пылая вся огнём,
Хотела посмотреть, ну, что ей стоит:
Смахнуть тоску крылом, и ласковым теплом-
Забвенную согреть и успокоить.

И вот сошлись пути разлуки и любви,
Как будто две реки, в одну сливаясь,
И волею судьбы, в сиянии зари,
В бушующее море устремляясь.

А там, где зорь костры беснуют в царстве грёз,
Где неотступно плещут жизни воды,
Живут, как две сестры, разлука и любовь-
Две спутницы – две пленницы свободы.

Бегущий по камням, извилистый ручей,
Собою реку жизни наполняет.
Разлука заставляет, любовь, быть горячее,
Любовь за то, разлуку, согревает.

Жизнь, как лампа для старого джина,
То томит в забытьи, то в делах,
Ведь счастье в руках Аладдина,
А он – господин, что Аллах.

Подарит удачу и снова
Вскружится судьбы карусель-
Ты весел, не давят оковы,
И жизнь, как молочный кисель.

Напьёшься его сразу много,
Начнёшь угощать, ублажать,
А после от фарта такого
Захочешь с судьбой поиграть.

И опять Аладдин тронет лампу
И скажет: «Влезай-ка назад-
Сиди, джин, тяни свою лямку.
Аль воле моей ты не рад?»

И сидит себе джин и вздыхает,
Мечтая, что вновь позовут,
В обиде, глазами моргает.
Ах, как же хозяин мой глуп!

***
Здесь джин, – образ счастья, удачи,
ждущий своего часа в глубине души.

Он был одним из тысячи поэтов
И тоже пел о правде, о ветрах,
И белый снег любил его за это
И оседал, не тая на висках.

Его душа угоде неподвластна,
А значит и мятежна потому,
Была сильна и столько же несчастна,
И он не знал ответа, почему.

Он был одним из тысячи поэтов
И тоже заглянул за край зеркал,
Но там впотьмах молилась мать планета,
Метнулась тень, блеснул её оскал.

Как труден путь к свободе и познанию,
Да краток сон, где нет кривых зеркал,
И он желал немного понимания
От тех, кто правду смело не искал.

А правда жгла, хлестая плоть поэтов,
И он, страдая, щёки подставлял,
Летело время-чёрная карета-
И обрывалось, унося за перевал.

Так, что же, друг – помянем тех поэтов,
Сгоревших от незримого огня,
Ведь всё же Русь признала их за это,
Признала и гордится, вознося!

Что, отец, ты молчишь? Это странно!
Опоздал я немного – прости.
Ты встречай! Почему же печально
Я стою, зажав землю в горсти?

Вещий сон мне приснился зимою:
Ты стоял на ступени крыльца,
Предрассветной весенней порою,
Я смотрел, но не видел лица.

Я не понял тогда, что он значит,
А теперь, стонет сердце в груди,
Я же знаю, ты ждал скорой встречи
И с надеждою звал: сын, приди!

Раскидала судьба, как хотела,
Честным трудно по жизни идти,
Но, как водится, – было бы дело.
Вот, на внука, отец, посмотри.

Посмотри, как в небесные дали
Улетают, крича, журавли
И, быть может, они загадали
Унести все печали с Земли.

Ты прими от меня откровение
В знак любви, словно крик журавлей!
Нелегко этой жизни мгновение,
Нелегко мне угнаться за ней.

Не дано пред судьбою нам власти.
Шлю тебе мой поклон до земли!
Ах, отец, вот бы жили мы вместе…
Ах, как грустно кричат журавли.

Ты скажи мне, отец, почему же
Всё устроено так на Земле
И разлука всё крепче и глубже
Оседает печалью во мне?

Пусть растёт над тобою берёзка,
Пусть шумит, твою память храня,
Чтобы дождик не бил слишком хлёстко,
Пускай будет пухом земля!